Взятие Зимнего дворца считается отправной точкой Октябрьского переворота 1917 года. В советских учебниках истории это событие овеяно ореолом героизма. И, конечно, вокруг него ходит множество мифов. А как все произошло на самом деле?

Кто защищал Зимний?

К октябрю 1917 года в Зимнем дворце располагались резиденция Временного правительства и солдатский госпиталь имени цесаревича Алексея.

Утром 25 октября петроградскими большевиками оказались заняты здания телеграфа, телефонной станции, госбанка, а также вокзалы, главная электростанция и продовольственные склады.

Около 11 часов дня Керенский покинул Петроград на автомобиле и отправился в Гатчину, не оставив правительству никаких инструкций. То, что он бежал из Зимнего, переодетый в женское платье – это не более чем миф. Он уехал совершенно открыто и в собственной одежде.

Особоуполномоченным по Петрограду в спешном порядке назначили штатского министра Н.М. Кишкина. Вся надежда была на то, что с фронта подтянутся войска. Кроме того, не было ни боеприпасов, ни продовольствия. Нечем было даже кормить юнкеров Петергофской и Ораниенбаумской школ – основных защитников дворца.

Еще в первой половине дня к ним присоединились женский ударный батальон, батарея Михайловского артиллерийского училища, школа инженерных прапорщиков и казачий отряд. Подтянулись и добровольцы. Но к вечеру ряды защитников Зимнего значительно поредели, так как правительство вело себя очень пассивно и фактически бездействовало, ограничиваясь невнятными воззваниями. Министры оказались в изоляции – была оборвана телефонная связь.

В половине седьмого на Дворцовую площадь прибыли самокатчики из Петропавловской крепости, которые привезли подписанный Антоновым-Овсеенко ультиматум. В нем Временному правительству от имени Военно-революционного комитета предлагалось сдаться под угрозой обстрела.

Вступать в переговоры министры отказались. Однако реально штурм начался лишь после того как на помощь большевикам подоспели несколько тысяч матросов Балтийского флота из Гельсингфорса и Кронштадта. На тот момент Зимний охраняли только 137 ударниц женского батальона смерти, три роты юнкеров и отряд из 40 Георгиевских кавалеров-инвалидов. Число защитников варьировалось примерно от 500 до 700 человек.

Ход штурма

Наступление большевиков началось в 21 час 40 минут, после того как был произведен холостой выстрел с крейсера «Аврора». Был начат ружейный и пулеметный обстрел дворца. Первую попытку штурма защитникам удалось отбить. В 23 часа обстрел возобновился, на этот раз стреляли из артиллерийских орудий Петропавловки.

Между тем оказалось, что задние входы Зимнего практически не охранялись, и через них во дворец начала просачиваться толпа с площади. Началась неразбериха, и защитники уже не могли оказывать серьезного сопротивления. Командующий обороной полковник Ананьин обратился к правительству с заявлением о том, что вынужден сдать дворец, дабы сохранить жизнь его защитникам. Прибывший во дворец вместе с небольшой вооруженной группой Антонов-Овсеенко был впущен в Малую столовую, где заседали министры. Те согласились сдаться, но при этом подчеркнули, что вынуждены сделать это, только подчиняясь силе… Их тут же арестовали и на двух автомобилях перевезли в Петропавловскую крепость.

Сколько было жертв?

По одним данным, во время штурма погибли всего шестеро солдат и одна ударница женского батальона. По другим, жертв было гораздо больше – как минимум несколько десятков. Больше всего пострадали от артобстрела раненые в палатах госпиталя, которые располагались в парадных залах, выходящих на Неву.

А вот факта разграбления Зимнего не отрицали впоследствии даже сами большевики. Как писал американский журналист Джон Рид в своей книге «Десять дней, которые потрясли мир», некоторые граждане «…крали и уносили с собой столовое серебро, часы, постельные принадлежности, зеркала, фарфоровые вазы и камни средней ценности». Правда, уже через сутки большевистское правительство принялось наводить порядок. Здание Зимнего национализировали и объявили государственным музеем.

Один из мифов о революции гласит, что вода в Зимней канавке после штурма стала красной от крови. Но это была не кровь, а красное вино из погребов, которое сливали туда вандалы.

В сущности, сам переворот был не таким уж и кровавым. Основные трагические события начались уже после него. И, к сожалению, последствия Октябрьской революции оказались совсем не такими, о каких мечтали романтически настроенные сторонники социалистических идей…

Глава 8. Зимний дворец в 1917 году

В 1917 г. закончилась история Зимнего дворца как главной императорской резиденции. После тяжелого периода Гражданской войны в России (1917–1922 гг.), Зимний дворец из резиденции превратился в музей. Это был тяжелый и даже мучительный процесс, поскольку вплоть до второй половины 1940-х гг. в Зимнем дворце сосуществовали две независимые структуры: Музей революции и Государственный Эрмитаж.

Мы остановимся только на драматических событиях 1917 г. Когда в конце февраля 1917 г. Петербург охватили волнения, коллекции Зимнего дворца и Императорского Эрмитажа не подверглись реальной угрозе полного разграбления, однако служители музея и резиденции пережили несколько острых моментов в бурные февральские дни. Последний директор Императорского Эрмитажа граф Д. И. Толстой вспоминал, что к 1 марта 1917 г. музей закрыли, поскольку на улицах Петербурга шла стрельба. Охраной Зимнего дворца и Императорского Эрмитажа тогда ведал дворцовый полицмейстер полковник князь Ратиев, в его подчинении находились дворцовые гренадеры и дворцовая полиция. К 10 часам утра 1 марта в музей явился представитель Государственной думы, потребовавший передать под его контроль охрану Зимнего дворца и Эрмитажа. Дворцовый полицмейстер отказался это сделать, но попросил представителя Государственной думы пройти в лазарет Зимнего дворца, чтобы успокоить волновавшихся раненых.

В ночь на 2 марта 1917 г. в подъезд Нового Эрмитажа со стороны Миллионной улицы ворвались пьяные солдаты с требованием убрать пулеметы с крыши Эрмитажа, которые якобы там находились. Надо сказать, что тогда по Петербургу ходили упорные слухи о пулеметах на многих крышах города для расстрелов восставшего народа.

Демонстрация на Дворцовой площади. 1917 г. (На балконе перед Фонариком в белых халатах – сестры милосердия дворцового госпиталя)

Демонстрация на Дворцовой площади

Во избежание повторения подобных эксцессов 2 марта Зимний дворец и Императорский Эрмитаж взял под охрану караул от 2-го запасного Саперного батальона. 4 марта 1917 г. директор Эрмитажа направил новым властям официальное письмо с признанием Временного правительства.

Парад на Дворцовой площади. Март 1917 г.

А. Ф. Керенский приветствует войска на Дворцовой площади. 1917 г. (Пациенты дворцового лазарета видны в открытых окнах Белого зала Зимнего дворца)

О темпах, какими новые демократические власти прибирали к рукам собственность прежних хозяев жизни, наглядно свидетельствует хронология событий: 2 марта 1917 г. Николай II подписал отречение, превратившись в гражданина Романова; 4 марта 1917 г. Временное правительство впервые обратилось к вопросу об имуществе Романовых. На заседании принимается решение о переподчинении «Кабинета Его Величества» Министерству финансов; 5 марта 1917 г. распоряжением Временного правительства образован Комиссариат для охраны художественных ценностей во главе с членом Государственной думы П. А. Неклюдовым и авторитетными деятелями культуры: Ф. И. Шаляпиным, A. M. Горьким, А. Н. Бенуа, К. С. Петровым-Водкиным, М. В. Добужинским, Н. К. Рерихом и И. А. Фоминым.

В тот же день, 5 марта 1917 г., министр юстиции А. Ф. Керенский посетил Зимний дворец и объявил всем служащим «о переходе последнего в национальную собственность». Предполагалось также, что и все остальные резиденции Николая II разделят судьбу Зимнего дворца. 26 апреля 1917 г. Комиссариат для охраны художественных ценностей принял решение «О передаче правительственными учреждениями на хранение в Зимний дворец всех имеющих художественное значение портретов особ царствовавшего дома». Это решение положило начало правительственной конфискационной практике произведений искусства, принадлежавших как царской семье, так и семьям великих князей.

Подобная конфискационная практика в полной мере войдет в повседневную жизнь революционной России уже при большевиках, а тогда, весной 1917 г., Временное правительство пыталось решить сложный вопрос, определяя, где проходят границы личного имущества Романовых, а где начинается государственная собственность.

К концу мая 1917 г. юристы Временного правительства решили сложнейший вопрос «по разграничению личного имущества Николая II и членов его семьи от имущества Государственного». Согласно тексту этого документа, признавалось, что личные драгоценности семьи Николая II остаются их безусловной собственностью. Реализовалось это решение в том, что личные комнаты Николая II и Александры Федоровны тщательно «почистили», изъяв из них все мало-мальски ценное. Все ценности отправлялись на хранение в кладовые Камерального отделения, чтобы при стабилизации политической ситуации вернуть все изъятое царской семье. Часть ценностей хранили в комнатах на третьем этаже Зимнего дворца.

В числе прочего из Углового кабинета императрицы Александры Федоровны в Зимнем дворце, из угловой витрины, стоявшей между дверью, ведущей в спальню, и окном, изъяли коллекцию уникальных ювелирных изделий. Ныне самыми известными из них стали знаменитые пасхальные яйца «императорской серии», изготовленные мастерами фирмы К. Фаберже.

Непосредственным поводом к перемещению царских драгоценностей стало нарастание политической нестабильности в Петрограде. Инициатором этой акции выступил начальник Петроградского Дворцового управления генерал-лейтенант В. А. Комаров. Именно он 10 мая 1917 г. направил комиссару Временного правительства «над бывшим Министерством Императорского Двора» Ф. А. Головину записку, в которой испрашивал разрешение «передать на хранение в Камеральную часть б. Кабинета Е. В. находящиеся в помещениях Зимнего Дворца большой ценности вещи, составляющие собственность б. Императора и Императрицы, согласно прилагаемому списку». Ф. А. Головин после соответствующих консультаций разрешил передать императорские ценности на хранение в Камеральное отделение Кабинета.

Процесс перемещения ценностей, хранившихся на половине Александры Федоровны в Зимнем дворце, начался 17 мая 1917 г. Изымала драгоценности Комиссия, в состав которой входил сам Карл Густавович Фаберже. Он же составлял описания изымавшихся драгоценностей, в том числе и ныне столь известных пасхальных яиц. Ювелир подписал составленную опись как «бывший придворный поставщик г. Фаберже». Всего с полок угловой витрины изъяли порядка 300 ювелирных изделий, из них 10 знаменитых яиц мастеров фирмы К. Фаберже. Изъятые драгоценности упаковали в один ящик и опечатали сургучными печатями. В сейфах Камерального отделения этот ящик хранился вплоть до середины сентября 1917 г., пока Временное правительство не приняло решение об эвакуации ценностей из Петербурга в Москву.

Решение о начале эвакуации ценностей из Зимнего дворца связано как с резким ухудшением ситуации на русско-германском фронте (немцы взяли Ригу), так и с очередным политическим кризисом в России, который принято называть «корниловщиной». После подавления в конце августа 1917 г. попытки государственного переворота, совершенной генералами во главе с Верховным главнокомандующим Л. Г. Корниловым, и начала «большевизации» Советов, руководство Кабинета поставило перед Временным правительством вопрос о необходимости срочной эвакуации всех ценностей, хранимых в Камеральном отделении, из Петрограда в Москву. Временное правительство согласилось с аргументами руководства Камерального отделения, после чего началась практическая подготовка к эвакуации ценностей императорской резиденции и Эрмитажа.

Поскольку в Зимнем дворце и Эрмитаже хранились колоссальные ценности, которые полностью вывезти было невозможно, для отбора наиболее ценных произведений искусства в июне 1917 г. образовали Художественно-историческую комиссию.

По свидетельству директора Эрмитажа Д. И. Толстого, «после долгого и всестороннего обсуждения всех вопросов, связанных с эвакуацией, было решено распределить все собрания Эрмитажа на очереди с тем, чтоб поторопиться с вывозкой наиболее драгоценных и пустить их в первую голову».

15 сентября 1917 г. спецпоезд «для нагрузки эвакуируемого из Петрограда в Москву ценного имущества б. Дворцового ведомства» подали к 8 часам утра на товарную станцию Николаевской железной дороги. Эвакуируемые ценности погрузили, и в ночь с 15 на 16 сентября 1917 г. из Петрограда в Москву отправился железнодорожный состав с вагонами, наполненными императорскими сокровищами. В ночь с 16 на 17 сентября 1917 г. «золотой поезд» прибыл в Москву, и драгоценности сдали на хранение в кладовые Оружейной палаты Московского Кремля.

Второй эшелон с дворцовыми ценностями отправили из Петрограда в Москву в ночь с 6 на 7 октября 1917 года. Отправленный груз включал: разные часы, канделябры, вазы (17 ящиков), каминные украшения, ковры (9 тюков), 20 гобеленов (10 пакетов), скульптуры и изделия из бронзы и драгоценных металлов до 200 предметов (61 ящик), драгоценности с икон часовни Спасителя на Петроградской стороне (1 ящик); в особом ящике венчик и риза, украшенные драгоценными камнями, к образу Спасителя при первоначальном дворце Петра I и вещи, пожертвованные к образу Спасителя; альбомы с рисунками и семейными фотографиями (5 ящиков), по отделу музея Эрмитажа (26 ящиков), по библиотеке Эрмитажа (10 ящиков); по архиву Эрмитажа (10 ящиков); по отделу гравюры и рисунка (10 ящиков); несколько десятков предметов художественной мебели.

В итоге 134 ящика направлялись в Оружейную палату Московского Кремля, 56 – в Исторический музей. Вагон с эвакуированным имуществом распоряжением начальника Петроградского Дворцового управления генерал-лейтенанта В. А. Комарова от 2 октября 1917 г. сопровождали служащий Зимнего дворца К. Александров и служитель-носильщик Н. Варганов, а также 7 сторожей – В. Абрамов, А. Куликов, И. Седых, К. Алябьев, И. Коротеев, П. Румянцев, Н. Иванов.

И. И. Бродский. Портрет А. Ф. Керенского. 1917 г.

16 октября 1917 г. последовало распоряжение бывшего Министерства Двора о срочной эвакуации в Москву еще двух вагонов с предметами убранства Зимнего дворца. Груз был подготовлен, упакован в ящики и складирован в помещениях близ Комендантского подъезда Зимнего дворца. Эвакуация груза намечалась на 26 октября 1917 г. Однако из-за «штурма Зимнего» этот груз так и не вывезли в Москву. Именно на эти ящики наткнулся американский корреспондент Джон Рид, когда с отрядом красногвардейцев оказался в Зимнем дворце.

Начало эвакуации драгоценностей из Зимнего дворца было связано и с тем, что летом 1917 г. Зимний дворец превратился в главную резиденцию новой власти. 11 июля 1917 г. глава Временного правительства А. Ф. Керенский, переехав в Зимний дворец со всем своим аппаратом и охраной, превратил его в главный «офис» новой «демократической» власти.

Еще до переезда А. Ф. Керенского в Зимний дворец для него начали готовить помещения. Со второго этажа северо-западного ризалита, где находились половины Николая II и Александры Федоровны, вынесли всю стильную дворцовую мебель. Взамен нее в комнаты поставили обычные канцелярские столы и стулья, взятые со складов бывшего Дворцового ведомства. Стены, обитые шелком, вместе с развешенными на них картинами затянули холстом. Лишь кабинет Николая II сохранили в качестве «мемориального».

Парадные гостиные Александры Федоровны и Николая II «временные» использовали для разных целей. Например, в Малахитовой гостиной проводились заседания Временного правительства, в бывшем Угловом кабинете императрицы разместился заместитель Керенского. В Готической библиотеке Николая II Керенский обычно проводил совещания с военными. На третьем этаже северо-западного ризалита, в бывших покоях Александра III, разместились квартира Керенского и часть его аппарата.

Тогда очень многих, вне зависимости от политических убеждений, крайне раздражало вселение Керенского в Зимний дворец. По Петербургу начали ходить многочисленные анекдоты об амбициозном «отце русской демократии», спящем на кровати то ли Александры Федоровны, то ли Александра III. Бывшего присяжного поверенного тут же стали именовать «Александром IV» или «Александрой Федоровной».

В. В. Маяковский спустя годы в поэме «Хорошо» высмеял этот эпизод, так врезавшийся в память современникам:

Царям

дворец

построил Растрелли.

Цари рождались,

жили,

старели.

Дворец

не думал

о вертлявом постреле, -

не гадал,

что в кровати,

царицам вверенной,

раскинется

какой-то

присяжный поверенный.

В этой же поэме есть упоминание, что Керенского летом 1917 г. писали «и Бродский, и Репин». И. Е. Репин писал А. Ф. Керенского с натуры именно на втором этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца, в кабинете Николая II.

После переезда в императорскую резиденцию главы Временного правительства Зимний дворец начал стремительно утрачивать свой помпезный облик. Об этом свидетельствует обер-гофмаршал П. К. Бенкендорф, посетивший Зимний дворец в первой половине августа 1917 г.

К этому времени новая власть уже «разобрала» помещения дворца под свои «офисы». Например, курировавший бывшее Министерство Императорского двора Головин занимал комнаты, находившиеся на первом этаже северо-западного ризалита, выходившие окнами на Неву. На третьем этаже Зимнего дворца, в одной из квартир Фрейлинского коридора, «временные» поселили «бабушку русской революции» Е. К. Брешко-Брешковскую с секретаршей.

А. Ф. Керенский со своими адъютантами в Зимнем дворце

А. Ф. Керенский в Готической библиотеке Николая II. 1917 г.

А. Ф. Керенский за работой в Готической библиотеке Николая II. 1917 г.

Заседание военного кабинета министра-председателя в Готической библиотеке Николая II. Слева направо: В. Л. Барановский, ГА. Якубович, Б. В. Савинков, А. Ф. Керенский, князь Т. Н. Туманов. 1917 г.

И. Е. Репин. Портрет А. Ф. Керенского. 1917 г.

Бывшего гоф-маршала П. К. Бенкендорфа потрясли изменения, произошедшие с торжественно-парадным обликом Зимнего дворца. Прежде всего, ему бросились в глаза грязь и множество людей, которых ранее увидеть в императорской резиденции было абсолютно невозможно. Наряду с «офисными барышнями», в Зимний дворец ввели охрану Керенского, и она очень «свободно» себя чувствовала в исторических залах.

Это были не отборные части, охранявшие Николая II, а революционная вольница, которая считала, что царские резиденции просто обязаны понести «материальные потери». На большинство из «потерь» просто закрывались глаза. Поначалу это были мелочи, им по инерции еще придавался характер «событий». Но расследование, как правило, велось формально, и дела заканчивались безрезультатно. Летом 1917 г. несколько раз фиксировались попытки революционной вольницы проникнуть в Бриллиантовую комнату Зимнего дворца. Это было уже «по-крупному». А «по мелочам» – статуи в Белом зале Зимнего дворца украшали влажные полотенца, кепки, жакеты, портупеи и пальто.

7 августа 1917 г. члены Художественной комиссии заявили властям о том, что «пребывание воинских частей в исторических покоях Зимнего дворца может иметь самые губительные последствия». Однако политические реалии того времени были таковы, что Временное правительство приняло решение усилить гарнизон Зимнего дворца.

Белый зал Зимнего дворца. 1917 г.

Помещение ударниц Женского батальона в Зимнем дворце. 1917 г.

Ударницы Женского батальона на Дворцовой площади. Октябрь 1917 г.

Броневик и юнкера на Дворцовой площади. 1917 г.

Золотая гостиная императрицы Марии Александровны. Октябрь 1917 г.

Юнкера в Зимнем дворце. Октябрь 1917 г.

Баррикады из дров перед Зимним дворцом. Октябрь 1917 г.

Упомянем и об историческом курьезе – Зимний дворец в августовские дни «корниловщины» охраняли балтийские матросы с крейсера «Аврора». Все это, конечно, было чревато материальными утратами для резиденции.

Одним из знаковых эпизодов в жизни главной императорской резиденции стала историческая ночь с 25 на 26 октября, она вошла в историю как «штурм Зимнего дворца и арест Временного правительства». Ночной эпизод с конца 1920-х гг. превратился в одно из ключевых событий Великой Октябрьской социалистической революции.

В октябре 1917 г. ЦК РСДРП (б) принял решение о подготовке вооруженного переворота в Петрограде. В ответ Временное правительство усилило гарнизон Зимнего дворца. В результате на 25 октября (7 ноября) 1917 г. в Зимнем дворце удалось сосредоточить: 400 штыков 3-й Петергофской школы прапорщиков, 500 штыков 2-й Ораниенбаумской школы, 200 штыков «Женского ударного батальона смерти», до 200 донских казаков, отдельные юнкерские и офицерские группы из Николаевского инженерного, артиллерийского и других училищ, отряд комитета увечных воинов и георгиевских кавалеров, отряд студентов, батарею (6 орудий) Михайловского артиллерийского училища и 4 броневика.

Всего в обороне Зимнего дворца и Эрмитажа на 25 октября принимали участие порядка 1800 штыков, усиленных пулеметами. Роту самокатчиков (велосипедистов) по постановлению Батальонного комитета отвели с позиций, но к этому времени гарнизон Зимнего дворца усилился еще примерно на 300 штыков за счет батальона юнкеров из инженерной школы прапорщиков. Впрочем, численность защитников Зимнего дворца носила текучий характер, поскольку на момент штурма многие из их рядов, включая броневики и артиллерию, покинули резиденцию.

В ночь штурма Зимнего дворца юнкера и ударницы Женского батальона занимали все залы фасада второго этажа Зимнего дворца, от Александровского до Белого зала и Золотой гостиной. Хотя драгоценные паркеты и закрывала холстина, тем не менее парадные залы резиденции приобрели вид казармы. На полу были набросаны матрацы, на которых спали юнкера, в залах установили пирамиды для винтовок, на столах стояли пулеметы, приспособленные для стрельбы из окон дворца. Естественно, пребывание в Зимнем дворце огромного количества очень разных людей не могло не привести к материальным потерям и актам вандализма.

Джон Рид. 1917 г.

Красная Россия. 1917 г.

Об этом свидетельствует американский журналист Джон Рид. Он буквально накануне штурма сумел проникнуть в Зимний дворец: «Мы открыли дверь. Как раз за дверью пара юнкеров стояла на часах. Они ничего не сказали. В конце коридора находилась большая, богато украшенная комната, с огромной хрустальной люстрой, а за ней – много небольших комнат, обложенных темным деревом. По обеим сторонам паркетного пола лежали ряды грязных матрацев и одеял, на которых помещалось несколько человек солдат. По всему полу была грязь от окурков папирос, кусков хлеба, от одежды, пустых бутылок с названиями дорогих французских вин. Много солдат с погонами юнкерской школы двигалось в застоявшейся атмосфере, наполненной запахом табачного дыма и немытого человеческого тела. У одного в руках имелась бутылка белого бургундского вина, очевидно, вытащенная из подвалов дворца. Они смотрели на нас с изумлением, когда мы проходили мимо из комнаты в комнату, до тех пор, пока мы наконец не вошли в ряд огромных салонов, выходящих своими длинными и грязными окнами на площадь. Стены были покрыты большими масляными картинами в массивных позолоченных рамах, изображавшими исторические военные эпизоды. На одной картине была прорезана дыра через весь верхний правый угол. Все это место представляло собою одну огромную казарму. На подоконниках были поставлены пулеметы. Между матрацами стояли колонки ружей. Мы остановились у окна, выходящего на площадь перед дворцом, где под ружьем выстроились три роты длиннополых юнкеров, к которым обращался с речью высокий офицер. После нескольких минут две роты трижды четко прокричали и отправились беглым шагом через площадь, исчезнув под Красной аркой».

Особенно колоритно на фоне интерьеров Зимнего дворца выглядели «ударницы» женского батальона под командованием М. Л. Бочкаревой. Непосредственно в Зимнем дворце находилась 2-я рота Женского батальона (137 чел.). Дамам поручили охранять юго-восточное крыло Зимнего дворца со стороны Дворцовой площади.

Один из участников обороны Зимнего дворца вспоминал: «Не без волнения подошел я к фронту выстроившихся женщин. Было что-то непривычное в этом зрелище, и надоедливые мысли буравили мозг: „Провокаторши“. Скомандовав „Смирно!“, одна из женщин отделилась от правого фланга и подошла ко мне с рапортом. Это была „командирша“. Высокого роста, пропорционально сложенная, с выправкой лихого гвардейского унтер-офицера, с громким отчетливым голосом, она мгновенно рассеяла мои подозрения, и я поздоровался с батальоном. Одеты они были солдатами. Высокие сапоги, шаровары, поверх которых была накинута еще юбка, тоже защитного цвета, волосы подобраны под фуражку».

Один из членов Временного правительства описывал Зимний дворец в ночь с 25 на 26 октября 1917 г. следующим образом. Войдя во дворец через Салтыковский подъезд, он оказался в «огромной прихожей, через смежную с ней комнату слева – лестница, вся клетка которой по стенам была убрана гобеленами, вводит во втором этаже в очень широкую внутреннюю залу – коридор, с верхним тусклым освещением и галереями наверху. Направо от входа в этот зал и коридор была поставлена временная очень высокая перегородка, отделявшая от левой части зала лазарет для раненых воинов. Налево от входа с лестницы, в конце зала, лежал путь в Малахитовый зал, где происходили заседания Временного правительства, через три зала, Малахитовый зал всеми своими огромными окнами выходил на Неву.

Остальные помещения: канцелярия Временного правительства и кабинеты министра-Председателя и его заместителя доходили до угла дворца, выходящего к Николаевскому мосту, и занимали часть стены по саду, против Адмиралтейства…

В огромной мышеловке бродили, изредка сходясь все вместе или отдельными группами на короткие беседы, обреченные люди, одинокие, всеми оставленные… „Что грозит дворцу, если „Аврора“ откроет огонь?“ – „Он будет обращен в кучу развалин“, – ответил адмирал Вердеревский, как всегда, спокойно. Только щеку в углу правого глаза задергал тик. Передернул плечами, поправил правой рукой воротник, опять заложил руки в карманы брюк и повернулся, чтобы продолжать прогулку. На минутку остановился: „У нее башни выше мостов. Может уничтожить дворец, не повредив ни одного здания. Зимний дворец расположен для этого удобно. Прицел хороший…“

На наше предложение прислать представителей, нам ответили, что юнкера уже собрались и настаивают, чтобы члены правительства вышли к ним в полном составе и сказали им, чего от них хотят. Отказать было абсолютно невозможно. Мы вышли. Юнкера в числе, может быть, ста, может быть, больше, человек, собирались в том зале-коридоре, о котором я уже упоминал… К этому времени мы уже покинули помещения, выходившие на Неву, и перешли в один из внутренних покоев Зимнего Дворца. Кто-то сказал, что это – бывший кабинет Николая II. Не знаю, так ли это. Кто-то сказал, что занимал это помещение после революции генерал Левицкий. Тоже не знаю – верно ли…

Вход в это помещение был из залы-коридора через комнату, значительно меньшую. Рядом с кабинетом была другая комната без выхода. В ней был телефон. И кабинет, и смежная комната были больших размеров. В очень больших частных квартирах, в особняках, таких размеров бывают только залы. Окнами кабинет выходил в один из дворов…

„Раз мы решили здесь оставаться, – сказал адмирал Вердеревский, когда начало темнеть, – надо перейти в какое-нибудь внутреннее помещение. Здесь мы под обстрелом“. Мы и перешли сюда. Посредине комнаты стоял большой круглый стол. Мы расположились вокруг него…

Стрелка часов перешла за 8 часов… Мы загасили верхний свет. Только на письменном столе у окна светила электрическая настольная лампа, загороженная газетным листом от окна. В комнате был полусвет… Тишина… Короткие, негромкие фразы коротких бесед… Нам докладывали, что наша стража, охранявшая дворец, только отвечала на выстрелы или стреляла, когда на дворец надвигались большевики… Стреляли в воздух. И этого пока оказывалось достаточно: толпа отступала… Кто сидел, кто лежал, некоторые ходили, беззвучно ступая по мягкому ковру во всю комнату… Раздался звук, хотя и заглушенный, но ясно отличавшийся от всех других. „Это что?“ – спросил кто-то. „Это с „Авроры““, – ответил Вердеревский. Лицо у него осталось таким же спокойным. Минут 20 спустя вошел Пальчинский и принес стакан от разорвавшегося снаряда, снаряда, который залетел, пробив стену, в Зимний Дворец. Вердеревский осмотрел его и, поставив на стол, сказал: „С „Авроры““. Стакан быль поврежден в такой форме, что мог служить пепельницей. „Пепельница на стол нашим преемникам“, – сказал кто-то…

И вдруг возник шум где-то и сразу стал расти, шириться и приближаться. И в его разнообразных, но слитых в одну волну звуках сразу зазвучало что-то особенное, не похожее на те, прежние шумы – что-то окончательное. Стало вдруг сразу ясно, что это идет конец… Кто лежал или сидел, вскочили и все схватились за пальто… А шум все крепнул, все нарастал и быстро, широкой волной подкатывался к нам… И к нам от него вкатилась и охватила нас нестерпимая тревога, как волна отравленного воздуха… Все это в несколько минут… Уже у входной двери в комнату нашего караула – резкие взволнованные крики массы голосов, несколько отдельных редких выстрелов, топот ног, какие-то стуки, передвижения, слитый нарастающий единый хаос звуков и все растущая тревога… Ясно: это уже приступ, нас берут приступом… Защита бесполезна – бесцельны жертвы… Дверь распахнулась… Вскочил юнкер. Вытянулся во фронт, руки под козырек, лицо взволнованное, но решительное: „Как прикажет Временное правительство! Защищаться до последнего человека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство“. – „Этого не надо! Это бесцельно! Это же ясно! Не надо крови! Надо сдаваться“, – закричали мы все, не сговариваясь, а только переглядываясь и встречая друг у друга одно и то же чувство и решение в глазах. Вперед вышел – Кишкин. „Если они уже здесь, то, значить, дворец уже занят…“ – „Занят. Заняты все входы. Все сдались. Охраняется только это помещение. Как прикажет Временное правительство?“ – „Скажите, что мы не хотим кровопролития, что мы уступаем силе, что мы сдаемся“, – сказал Кишкин. А там, у двери, тревога все нарастала, и стало страшно, что кровь польется, что мы можем не успеть предупредить это… И мы все тревожно кричали: „Идите скорей! Идите и скажите это! Мы не хотим крови! Мы сдаемся!..“. Юнкер вышел… Вся сцена длилась, я думаю, не больше минуты… Комната была полным-полна народа. Солдаты, матросы, красногвардейцы. Все вооруженные, некоторые вооружены в высшей степени: винтовка, два револьвера, шашка, две пулеметные ленты… Чудновский назначается комендантом Зимнего Дворца. Комната, в которой мы арестованы, будет опечатана, чтобы сейчас не производить в ней обыска».

Штурм Зимнего (кадр художественного фильма «Октябрь». Реж. С. Эйзенштейн)

Залп «Авроры»

Мемориальная табличка в Белой столовой Зимнего дворца

Посетители…

В ночь с 25 на 26 октября 1917 г. Зимний дворец «взяли штурмом» большевики и арестовали в Белой столовой на императорской половине членов Временного правительства. О чем сегодня напоминают мраморная табличка, стоящая на камине в Белой столовой Зимнего дворца и огромная иконография советских картин, посвященных этому событию. Так, Зимний дворец, став «главным действующим лицом» в исторических событиях Октября 1917 г., вошел в историю России новой гранью.

Любопытно, что историческую ночь директор Императорского Эрмитажа граф Д. И. Толстой проспал в «гоф-фурьерской» музея «под теканье пулеметов и редкий гул пушек со стрелявшей по Дворцу „Авроры“. Проснувшись в четвертом часу ночи, я заметил, что везде воцарилась как бы полная тишина».

Следует подчеркнуть, что «штурма» Зимнего дворца, как это представлено на многочисленных «революционных картинах» и фильмах советского периода, фактически не происходило. Был затяжной ружейно-артиллерийский обстрел дворца с последующим его занятием и арестом членов последнего состава Временного правительства. А легенду о «штурме» породили сами большевики, когда на рубеже 1920-1930-х гг. «Октябрьский переворот» начал превращаться в каноническую «Великую Октябрьскую социалистическую революцию». И на таком «политическом фоне» говорить о шести погибших в ходе «штурма» было как-то и неудобно. Поэтому певец революции В. Маяковский вдохновенно писал к 10-летней годовщине Октября:

Каждой лестницы

каждый выступ

брали,

перешагивая

через юнкеров.

Как будто

водою

комнаты полня,

текли,

сливались

над каждой потерей,

и схватки

вспыхивали

жарче полдня

за каждым диваном,

у каждой портьеры.

Мягко говоря, эти поэтические строки преувеличивали ожесточенность борьбы.

Так же «неудобно» было и «защитникам» Зимнего дворца, которые вдохновенно врали о «грудах трупов», «криках мертвецов» и «зверствах большевиков». Отчасти откровенное вранье белогвардейцев подтверждали и советские художники, они, следуя политическому заказу, изображали какой-то вселенский катаклизм у стен Зимнего дворца: с прожекторами, пулеметными очередями, ожесточенными штыковыми атаками из-под арки Главного штаба, взрывами гранат и многочисленными телами убитых. Образ «яростной атаки» канонизировал Сергей Эйзенштейн в своем насквозь мифологизированном фильме «Октябрь», вышедшем на экраны в 1928 г. Матросы, перелезающие через распахивающиеся главные ворота Зимнего дворца под взрывы гранат, врезались в память целым поколениям советских людей, превратив миф в безусловный исторический факт. Следует упомянуть, что консультантами фильма выступали непосредственные участники событий Октября 1917 г. Например, член Военно-революционного комитета Н. И. Подвойский сыграл в этом фильме сам себя. Сами съемки проходили непосредственно на Дворцовой площади и в интерьерах Зимнего дворца. Следовательно, история «яростного штурма Зимнего дворца» формировалась совместными усилиями, как «белых», так и «красных».

Штурм Зимнего дворца

Как Зимний дворец «пережил» этот «штурм»? Прежде всего отметим, что Зимний дворец обстреливался артиллерией. Стреляли по Зимнему дворцу из артиллерийских орудий с нескольких точек: во-первых, с пляжа Петропавловской крепости, куда на руках выкатили три 3-дюймовых полевых орудия образца 1867 г. (76 мм); во-вторых, с Нарышкинского бастиона, где находилось четыре 6-дюймовых орудия (152 мм); в-третьих, со стороны Дворцовой площади огонь вели два 3-дюймовых орудия. Следовательно, в обстреле участвовало 9 орудий.

Штурм Зимнего дворца

Арест Временного правительства

Всего по Зимнему дворцу сделали около 40 выстрелов боевыми снарядами. Большая часть снарядов была начинена шрапнелью. Артиллеристы прекрасно знали, что в парадных залах Зимнего дворца находится госпиталь, где лежит около 1000 раненых. Поэтому стреляли преимущественно по «царскому» северо-западному ризалиту дворца. В результате обстрела серьезно пострадали комнаты Александра III на третьем этаже. В приемную императора (угловую комнату) попало два снаряда. Пострадали мебель, обивка стен и стекла. При обстреле шрапнелью с площади повредили штукатурку на крыльце левого подъезда, разорвали картину в зале, расположенном над главными воротами, и разбили несколько окон. Этим и исчерпывались разрушения, причиненные Зимнему дворцу артиллерийским обстрелом. Крейсер «Аврора» боевыми снарядами по дворцу не стрелял.

Рассматривая вопрос об утратах, которые понес Зимний дворец в ночь с 25 на 26 октября 1917 г., обратимся к многочисленным свидетельствам очевидцев событий. В контексте «белогвардейских» мифов о полном разграблении Зимнего дворца особенно значимы воспоминания непосредственного участника штурма Зимнего дворца, американского журналиста Джона Рида. Немаловажным для нас является его свидетельство о том, что одна из колонн восставших, ворвавшись в вестибюль Комендантского подъезда Зимнего дворца, обнаружила там деревянные ящики с ценностями, готовившимися к отправке в Оружейную палату Московского Кремля: «Увлеченные бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд, выходивший в огромную и пустую сводчатую комнату – подвал восточного крыла, откуда расходился лабиринт коридоров и лестниц. Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вытаскивая наружу ковры, гардины, белье, фарфоровую и стеклянную посуду. Кто-то взвалил на плечо бронзовые часы. Кто-то другой нашел страусовое перо и воткнул его в свою шапку. Но как только начался грабеж, кто-то закричал: „Товарищи! Ничего не трогайте! Не берите ничего! Это народное достояние!“. Его сразу поддержало не меньше двадцати голосов: „Стой! Клади все назад! Ничего не брать! Народное достояние!“. Десятки рук потянулись к расхитителям. У них отняли парчу и гобелены. Двое людей отобрали бронзовые часы. Вещи поспешно, кое-как сваливали обратно в ящики, у которых самочинно встали часовые. Все это делалось совершенно стихийно. По коридорам и лестницам все глуше и глуше были слышны замирающие в отдалении крики: „Революционная дисциплина! Народное достояние!“». Заметим, что ящики с ценностями должны были вывезти в Москву 26 октября 1917 г.

А. Плотное. Зимний взят

Джон Рид констатирует, что, после того как большевики вошли в Зимний дворец, все выходы блокировали караулы, которые не только не пускали никого во дворец, но и начали вытеснять из Зимнего дворца матросов, красногвардейцев, солдат и прочую случайную публику, желавшую одного – спокойно заняться мародерством. Дж. Рид пишет: «Из дворца выгоняли всех, предварительно обыскивая… были конфискованы самые разнообразные предметы: статуэтки, бутылки чернил, простыни с императорскими монограммами, подсвечники, миниатюры, писанные масляными красками, пресс-папье, шпаги с золотыми рукоятками, куски мыла, всевозможное платье, одеяла». Как видно из перечня, грабеж, что называется, имел место, но торопливый, случайный, когда хватали как шпагу с золотой рукояткой, так и кусок мыла. Грабеж Зимнего дворца продолжался несколько часов, и разграблению подверглись в основном комнаты на втором этаже резиденции, расположенные по западному, «императорскому» фасаду.

Когда суета улеглась, американский журналист как профессионал не мог не пройтись по дворцу. В парадных залах, выходивших окнами на Неву, он увидел: «Картины, статуи, занавеси и ковры огромных парадных апартаментов были не тронуты. В деловых помещениях, наоборот, все письменные столы и бюро были перерыты, по полу валялись разбросанные бумаги. Жилые комнаты тоже были обысканы, с кроватей сорваны покрывала, гардеробы открыты настежь… В одной комнате, где помещалось много мебели, мы застали двух солдат, срывавших с кресел тисненую испанскую кожу. Они сказали нам, что хотят сшить из нее сапоги. Старые дворцовые служители в своих синих ливреях с красной и золотой отделкой стояли тут же, нервно повторяя по старой привычке: „Сюда, барин, нельзя… воспрещается…“».

С. Лукин. Свершилось

В. А. Поляков. После штурма Зимнего

Журналист вбежал во дворец с первыми штурмующими колоннами во втором часу ночи, а покинул его в четвертом часу утра. На «душевный» грабеж у штурмующих просто не было времени. Да, конечно, в октябре 1917 г. Зимний дворец понес утраты, но шедевры Императорского Эрмитажа, включая вещи Галереи драгоценностей, остались нетронутыми. Напомним, что ценности Бриллиантовой комнаты эвакуировали из Зимнего дворца в Москву еще в середине сентября 1917 г.

Представляется, что пассажи некоторых современных авторов о том, что «захваченный в ночь с 25 на 26 октября красногвардейцами, солдатами и матросами дворец трое суток находился во власти толпы хулиганствующих люмпенов, расхитивших и обезобразивших значительную часть его внутреннего убранства», являются, мягко говоря, преувеличением. Таким же преувеличением являются и некоторые «иллюстрации» грабежа резиденции люмпенами.

Грабеж

Кроме журналистских записок Джона Рида, имеются и документальные свидетельства, зафиксировавшие утраты, нанесенные имуществу Зимнего дворца в результате его «штурма». Уже 26 октября 1917 г. члены Художественно-исторической комиссии при Зимнем дворце, Верещагин и Пиотровский, попытались проникнуть во дворец, но не были допущены туда воинскими караулами. Но 27 октября 1917 г. членов Комиссии, Надеждина и Пиотровского, вызвал комендант дворца для выяснения ущерба, нанесенного Зимнему дворцу.

Вместе с председателем комиссии Верещагиным и библиотекарем В. В. Гельмерсеном в присутствии комиссаров Совета рабочих и солдатских депутатов Г. С. Ятманова и Б. Д. Мандельбаума и особо приглашенного известного русского художника А. Н. Бенуа они произвели осмотр помещений Зимнего дворца и результаты изложили в «Журнале Художественно-исторической комиссии при Зимнем Дворце».

Разгромленная приемная Александра II

Кабинет А. Ф. Керенского

Отметим открытость большевиков. К осмотру резиденции привлекли не только мало симпатизировавших большевикам деятелей культуры, но и позволили им опубликовать собранные материалы. Совершенно очевидно, что большевики были заинтересованы в этом, поскольку все противники новой власти уже несколько дней проливали слезы над разграбленными руинами Зимнего дворца.

Обследование продолжалось и в последующие дни. Вот извлечения из материалов, опубликованных в «Журнале Художественно-исторической комиссии при Зимнем Дворце»: «Картина разгрома представляется в следующем виде:

1) В приемной Александра II, занятой под личную канцелярию А. Ф. Керенского, разбросаны канцелярские бумаги, выдвинуты ящики из письменных столов, разбиты канцелярские шкафы; в учебной – взломаны столы, комоды и шкафы и вскрыты три ящика, приготовленные для эвакуации, причем содержимое из них вынуто и разграблено, частью же в обломках разбросано на полу; весь пол усеян оберточной бумагой, среди которой виднеются рисунки В. А. Жуковского, куски шелковой материи от мебели Марии-Антуанеты, миниатюры, фотографические карточки и всевозможные изломанные мелочи; на спинке одного из стульев повешен кусок разорванного мундира императора Николая I, хранившегося в особой витрине; портрет Елизаветы Алексеевны Виже-Лебрён опрокинут и валяется у письменного стола.

В кабинете Александра II разгром носит еще более ужасающий характер: все столы взломаны, верхняя часть исторического бюро Александра I превращена в щепы, на столе брошен исковерканный серебряный оклад Евангелия, причем само Евангелие вырвано из оклада; один головной убор Николая I похищен, другой изорван; взломан киот, из которого похищены мелкие золотые и серебряные образки и тельные кресты; венчики, украшенные бриллиантами и драгоценными каменьями, сорваны и похищены; на полу валяются изодранные исторические заметки, записные книжки, письма и бесчисленные осколки разбитого стекла.

Кабинет Николая II. 1917 г.

В уборной Александра II открыты, а частью взломаны гардеробные шкафы и комоды, разбросаны на полу десятки пустых футляров от ювелирных вещей, туалетных и дорожных принадлежностей; серия картин, приготовленных художественной комиссией для эвакуации, – работы Греза, Мурильо, Франческо Франчиа и др. – опрокинуты (картины в целости с незначительными лишь повреждениями на некоторых из них).

Следы такого же беспощадного разгрома были обнаружены в малой библиотеке и покоях императрицы Марии Александровны: битое стекло, пустые футляры, вынутые из рам и частью порванные акварели, разбитые на мелкие куски ящики, между прочим и ящик, заключавший собрание исторических медалей, из которых все медали похищены, сорваны драпри, занавеси и обивки, опрокинута мебель и т. д.

Так называемые собственные покои императора Николая II и Александры Федоровны, а равно Малахитовый, Концертный, Арабский залы и Ротонда были в начале июля заняты Временным правительством. Более ценная в художественном отношении обстановка этих комнат была своевременно изъята, за исключением некоторых картин, закрытых покрывалами, и обстановки кабинета императора Николая II. Погром этих помещений носил характер такого же ожесточения, которое проявилось с особенной наглядностью в беспощадном истреблении всех изображений царской семьи: картин, портретов, фотографий.

Так, в приемной изодрана картина, изображающая коронацию Александра III, исколоты штыками портреты родителей императрицы, похищен и оказался впоследствии разорванным в клочья портрет Государя работы Серова, такая же участь постигла все фотографии Александра III и т. д. В биллиардной похищены биллиардные шары; в библиотеке, служившей кабинетом А. Ф. Керенского, взломан книжный шкаф; в уборной разбиты дверные филенки; в кабинете разбросаны изорванные гравюры и фотографии, письменный стол вскрыт и сдвинут с основных тумб, кожаная обивка с мебели снята, похищен овальный портрет Александра II в шинели и кавалергардской фуражке. Взломаны равным образом столы и шкафы всех остальных комнат, бумаги и книги вынуты и полы покрыты разорванными и смятыми делами Временного правительства.

Будуар императрицы Александры Федоровны. 1917 г.

Комната на 3-м этаже северо-западного ризалита

1) Подобному разгрому подверглись флигель-адъютантская комната и кабинет императора Николая I. Некоторые картины сняты со стен, овальный портрет вел. кн. Михаила Павловича изорван, все опрокинуто, изломано, кощунственно осквернено и в общей свалке валяется на полу.

2) Помещения большой библиотеки Александра II и запасной библиотеки Николая II, в которых было приготовлено 10 ящиков для эвакуации с историческими альбомами, оказались случайно в полной неприкосновенности».

Упоминавшийся участник деятельности комиссии А. Н. Бенуа (его в симпатиях к большевикам заподозрить никак нельзя) оставил свои воспоминания об этом дне. Еще раз отметим, что события ночи с 25 на 26 октября 1917 г. сразу же породили множество мифов, как со стороны «красных», так и со стороны «белых». Одним из самых устойчивых «белых» мифов станет миф о тотальном разграблении матросами и красногвардейцами Зимнего дворца. Озабоченность состоянием Зимнего дворца и привела А. Н. Бенуа, входившего в состав Комиссариата для охраны художественных ценностей, или, как тогда говорили, «Горьковской» комиссии, к Зимнему дворцу 27 октября: «Однако дальше Александровского сада мы не решились пройти, а оттуда знакомый пейзаж казался не изменившимся вовсе, следов битвы не было вовсе видно, да и весь низ дворца был заслонен целыми стенами сложенных и лишь местами разметанных дров. Лишь когда, осмелев, мы (через арку Штаба) проникли дальше на площадь и ближе к дворцу, оказалось, что весь фасад дворца испещрен следами пуль, и что несколько окон выбиты и они зияют чернотой, и что стекла многих других, казавшихся издали целыми, были изрешечены правильными круглыми дырками. Я готовился увидать картину полного развала, дымящиеся руины, – вместо того, слава Богу, вся громада дворца, а также то, что в перспективе виделось от фасада на Миллионную Эрмитажа, – все представляло собой прежний мощный, крепкий, незыблемый вид. Поразила нас и совершенная пустота, как площади, так и прилегающих улиц. Все под унылым серым небом казалось завороженным, точно каким-то видением прошлого… Надлежало в точности узнать, как обстоит дело и внутри. С этой целью я, возвратившись домой, вошел в телефонный контакт с разными лицами, и среди них с Луначарским».

Глава шестая Что же в действительности произошло в 1917 году? На этот вопрос за восемьдесят лет были даны самые различные, даже прямо противоположные ответы, и сегодня они более или менее знакомы внимательным читателям. Но остается почти не известной либо преподносится в