Анна Фрейд - дочь Зигмунда Фрейда - продолжила и развила классическую теорию и практику психоанализа. Получив педагогическое образование, она работала учительницей в школе для детей пациентов своего отца и с 1923 года начала собственную психоаналитическую практику. А.Фрейд - автор многих трудов о закономерностях развития ребенка, о трудностях, с которыми приходится сталкиваться при его воспитании и обучении; о природе и причинах нарушений нормального развития и путях их компенсации.

В работе "Норма и патология детского развития" (1965) А. Фрейд указала истоки психоаналитического интереса к детям. Она писала, что после выхода в свет книги ее отца "Три очерка по теории сексуальности" (1905), многие аналитики стали наблюдать своих детей и находить подтверждение всем отмеченным З. Фрейдом особенностям детского развития: детской сексуальности, Эдипова и кастрационного комплексов. В этом направлении в 20-30-е годы педагогический факультет Венского психоаналитического института готовил воспитательниц детских садов и учителей. Тогда же известные ученые - психоаналитики (А. Айхорн, С. Бернфельд и др.) вели наблюдения за беспризорными детьми и юными правонарушителями. Во время и после второй мировой войны эти исследования продолжались в специализированных учреждениях, где в центре внимания были наблюдения за младенцами и детьми раннего возраста, лишенными родителей. Большой вклад в разработку психоаналитического изучения детства внесли Р. Спитц, Дж. Боулби, М. Риббл и др. Теоретические идеи развивали Э. Криз и X. Гартман.

Следуя традиции классического психоанализа, А. Фрейд разделяет личность на ее устойчивые составные части: бессознательное или "Оно", "Я", "Сверх-Я". Инстинктивная часть, в свою очередь, делится на сексуальную и агрессивную составляющие (психоаналитический закон биполярности). Развитие сексуального инстинкта определяется, как и в классическом психоанализе, последовательностью либидонозных фаз (оральная, анально-садистическая, фаллическая, латентная, предпубертатная, пубертатная). Соответствующие фазы развития агрессивности проявляются в таких видах поведения, как кусание, плевание, цепляние (оральная агрессивность); разрушение и жестокость (проявление анального садизма); властолюбие, хвастовство, зазнайство (на фаллической стадии); дисоциальные начала (в предпубертатности и пубертатности). Для развития инстанции "Я" А. Фрейд также намечает приблизительную хронологию развития защитных механизмов: вытеснения, реактивные образования, проекции и переносы, сублимация, расщепление, регрессии и др. Анализируя развитие "Сверх-Я", А. Фрейд описывает идентификацию с родителями и интериоризацию родительского авторитета. Каждая фаза развития ребенка, по мнению А. Фрейд, есть результат разрешения конфликта между внутренними инстинктивными влечениями и ограничительными требованиями внешнего социального окружения. А. Фрейд считает, что, учитывая фазы, можно построить линии развития для бесконечного количества сфер детской жизни. Признанной заслугой А. Фрейд считается описание ею линии развития кормления от младенческой стадии до разумных привычек питания взрослых; линии развития опрятности от первоначальной воспитательной программы взрослого до автоматического овладения функциями выделения; линии развития физической самостоятельности, отношения к старшим и т. п. Особое внимание в психоанализе уделяется линии развития от инфантильной зависимости к взрослой половой жизни.

С точки зрения А. Фрейд, не только выявление уровня развития, достигнутого по соответствующей линии, но и соотношение между всеми линиями позволяют поставить диагноз и дать рекомендации для решения практических вопросов детского воспитания. При этом, подчеркивала она, несоответствие, дисгармонию между различными линиями не следует рассматривать как патологическое явление, так как рассогласования в темпе развития, наблюдающиеся у людей с самого раннего возраста, могут быть всего лишь вариациями в пределах нормы. Ступени от незрелости к зрелости, а не хронологический возраст, рассматриваются ею как показатели развития. Если рост происходит путем прогрессивного продвижения к более высокому уровню, то нормальное детское развитие, согласно взглядам А.Фрейд, идет скачками, не постепенно шаг за шагом, а вперед и снова назад с прогрессивными и регрессивными процессами в их постоянном чередовании. Дети в ходе своего развития делают как бы два шага вперед и один назад.

В отличие от классического психоанализа, изучающего прежде всего скрытые от сознания психические явления, А. Фрейд одна из первых в детской психоаналитической традиции распространяет основные положения З. Фрейда на сферу сознания, изучая инстанцию "Я" личности. А. Фрейд рассматривает детское развитие как процесс постепенной социализации ребенка, подчиняющийся закону перехода от принципа удовольствия к принципу реальности.

Новорожденный, по ее мнению, знает лишь один закон, а именно - принцип удовольствия, которому слепо подчинены все его проявления. Однако, для осуществления таких телесных потребностей ребенка, как голод, сон, температурная регуляция, младенец полностью предоставлен ухаживающему за ним взрослому. И если поиск удовольствия - "внутренний принцип" ребенка, то удовлетворение желаний зависит от внешнего мира.

Мать исполняет или отвергает желания ребенка и благодаря этой роли становится не только первым объектом любви, но также и первым законодателем для ребенка. По мнению А.Фрейд, тот факт, что настроение матери оказывает на ребенка решающее влияние, принадлежит к самым ранним достижениям психоанализа, то есть основополагающим выводам исследований взрослых пациентов. Наблюдения за детьми вновь подтверждают, что индивидуальные пристрастия и антипатии матери оказывают существенное влияние на развитие ребенка. "Быстрее всего развивается то, что больше всего нравится матери и что ею оживленнее всего приветствуется; процесс развития замедляется там, где она остается равнодушной или скрывает свое одобрение",- замечает А. Фрейд.

Несмотря на беспомощность, ребенку очень рано удается научиться проявлять определенные отношения к матери. Уже в этом раннем возрасте можно различать детей послушных, "хороших", легко управляемых, и детей нетерпимых, своевольных, "тяжелых", которые буйно протестуют против каждого требуемого от них ограничения.

Чем самостоятельнее становится ребенок в отношении еды, сна и т.д., считает А. Фрейд, тем более отходят на задний план телесные потребности, уступая место новым инстинктивным желаниям. Ребенок стремится к их удовлетворению с тем же рвением, как прежде стремился к насыщению при чувстве голода. И снова он сталкивается с ограничениями, которые налагает на него внешний мир. Ребенок, естественно, стремится осуществить свои инстинктивные цели безотлагательно, не учитывая внешних обстоятельств, но это может стать опасным для его жизни, поэтому взрослый, хочет он того или нет, вынужден ограничивать ребенка. В результате этого несоответствия между внутренним и внешним, стремлением к удовольствию и учетом реальности все дети этого возраста, по выражению А. Фрейд, "запутаны" в постоянных сложностях внешнего мира и, естественно, непослушны, невежливы и упрямы.

По мнению А. Фрейд, шансы ребенка остаться психически здоровым во многом зависят от того, насколько его "Я" способно вынести лишения, то есть преодолеть неудовольствие. Для некоторых детей совершенно непереносима любая отсрочка или любое ограничение удовлетворения желаний. Они отвечают реакциями гнева, ярости, нетерпения; ничто не может их удовлетворить, любые замещения отвергаются ими как недостаточные. У других детей те же самые ограничения не вызывают такого возмущения. Интересно, что подобные установки, возникая очень рано, сохраняются на долгие годы. А. Фрейд характеризует ребенка как незрелого до тех пор, пока инстинктивные желания и их осуществление разделены между ним и его окружением таким образом, что желания остаются на стороне ребенка, а решение об их удовлетворении или отказе - на стороне внешнего мира. От этой моральной зависимости, которая для детства вполне нормальна, начинается длинный и трудный путь развития к нормальному взрослому состоянию, когда зрелый человек, становясь "судьей в своем деле", способен контролировать свои намерения, подвергать их рассудительному анализу и самостоятельно решать, нужно ли то или иное побуждение отклонить, отложить или превратить в действие. Такая моральная независимость - результат многочисленных внутренних столкновений.

В раннем детстве принцип удовольствия господствует без внутреннего сопротивления. У более старших детей он все еще владеет такими сторонами психики, как бессознательная и, отчасти, сознательная жизнь фантазий, сновидений и др. Тот, кто находится под властью принципа удовольствия, руководствуется в своих действиях исключительно своим стремлением к удовлетворению желаний. Лишь принцип реальности создает, по словам А. Фрейд, пространство для отсрочки, задержки и учета социального окружения и его требований. На этом основании можно предположить, что принцип удовольствия и десоциальное, или асоциальное поведение сплетены так же тесно, как принцип реальности и состоявшаяся социализация. Но все это не так просто, как кажется на первый взгляд.

А. Айхорн первым заметил, что беспризорные дети и юные преступники могут достичь высокой степени развития принципа реальности, не используя его для социализации. Переход от принципа удовольствия к принципу реальности - лишь предварительное условие социализации индивида. Продвижение к принципу реальности само по себе еще не дает никакой уверенности, что индивид будет следовать социальным требованиям.

По мнению А. Фрейд, почти все нормальные элементы детской жизни, особенно такие, как жадность, корысть, ревность, пожелание смерти - толкают ребенка в направлении десоциальности. Социализация - это защита от них. Некоторые инстинктивные желания вытесняются из сознания, другие переходят в свою противоположность (реакционные образования), направляются на другие цели (сублимация), сдвигаются с собственной персоны на другую (проекция) и т.д. С точки зрения А. Фрейд, между процессами развития и защитными процессами нет никакого внутреннего противоречия. Действительные противоречия лежат глубже - они между желаниями индивида и его положением в обществе, поэтому невозможно гладкое протекание процесса социализации. Организация защитного процесса - это важная и необходимая составная часть развития "Я".

Продвижение ребенка от принципа удовольствия к принципу реальности не может наступить раньше, чем различные функции "Я" достигнут определенных ступеней развития. Только после того, как начнет функционировать память, действия ребенка смогут осуществляться на основе опыта и предвидения. Без контроля реальности не существует различия между внутренним и внешним, фантазией и реальностью. Только приобретение речи делает ребенка членом человеческого общества. Логика, разумное мышление способствуют пониманию взаимосвязи причины и следствия, а приспособление к требованиям окружающего мира перестает быть простым подчинением - оно становится осознанным и адекватным.

Становление принципа реальности, с одной стороны, и мыслительных процессов, с другой, открывает путь для новых механизмов социализации - таких, как подражание, идентификация, интроекция, способствующих образованию инстанции "Сверх-Я". Формирование эффективного "Сверх-Я" означает для ребенка решающий прогресс в социализации. Ребенок теперь способен не только подчиняться моральным требованиям своего социального окружения, но и "сам принимает в них участие и может чувствовать себя их представителем". Однако, эта внутренняя инстанция еще очень слаба и долгие годы нуждается в поддержке и опоре со стороны авторитетного лица (родители, учитель) и может легко разрушиться из-за сильных переживаний и разочарования в нем.

Подражание, идентификация, интроекция - необходимые предварительные условия для последующего вступления в социальное сообщество взрослых. Далее должны быть сделаны новые шаги "наружу": из семьи в школу, из школы в общественную жизнь. И каждый из этих шагов сопровождается отказом от личных преимуществ, от "индивидуально-внимательного" отношения к себе. Так, внутри школьного класса существует одинаковый порядок для всех учеников, хотя они как личности отличаются друг от друга. В общественной жизни все люди равны перед законом. "Законы жестки и безличны, и их нарушение приводит к легальным санкциям, независимо от того, какие жертвы для индивида означает их применение, облегчает или осложняет эту жертву его характер и интеллектуальный уровень", - подчеркивает А. Фрейд. Однако, от нормального человека не требуется, чтобы он знал все общественные предписания, принимал их и делал своими собственными; За исключением основополагающих правил морали от него ожидается, чтобы он признавал необходимость права и закона и в принципе был готов подчиняться им. В сравнении с нормой уголовный преступник похож на ребенка, который игнорирует авторитет родителей. Встречаются и такие люди, чьи моральные требования к себе самому строже и выше, чем от них ожидает окружающий мир. Их идеалы исходят из идентификации не с реальными родителями, а с идеализированным образом родителя. Как замечает А. Фрейд, такие люди ведут себя самоуверенно и морально превосходят своих ближних.

По глубокому убеждению А. Фрейд, о котором она неоднократно заявляет, негармоничное личностное развитие основывается на многих причинах. Это и неравномерный прогресс по линиям развития, и неравномерно длящиеся регрессии, и особенности обособления внутренних инстанций друг от друга, и формирование связей между ними, и многое другое. "При этих обстоятельствах не удивительно, что индивидуальные различия между людьми столь велики, отклонения от прямой линии развития заходят так далеко и определения строгой нормы так неудовлетворительны. Постоянные взаимовлияния прогресса и регресса приносят с собой бесчисленные вариации в рамках нормального развития", - подчеркивала А. Фрейд.

Однажды на вопрос о том, что нормальный человек должен уметь делать хорошо, З. Фрейд ответил: "Любить и трудиться". Позднее, как бы полемизируя с отцом, А. Фрейд пыталась ответить на вопрос о том, какое детское достижение заслуживает названия жизненно важного. Она писала: "Игры, учение, свободная деятельность фантазии, тепло объектных отношений - все являются важными для ребенка. Однако по значению их нельзя сравнить с такими фундаментальными понятиями, как "способность любить" и "трудиться". Я возвращаюсь к более ранней гипотезе (1945) , когда я утверждаю, что только одна способность в детской жизни заслуживает этого положения, а именно способность нормально развиваться, проходить предписанные по плану ступени, формировать все стороны личности и выполнять соответствующим образом требования внешнего мира".



Зигмунд Фрейд считал, что психоанализ противопоказан глупым или склонным к нарциссизму людям, психопатам и извращенцам, а достичь успеха можно только с теми, кто понимает, что такое мораль, и сам стремится лечиться. Как пишет французская исследовательница Элизабет Рудинеско, если воспринимать его заявления буквально, получится, что такое лечение подходит только «для людей образованных, способных видеть сны и фантазировать». Но на практике пациенты, которых он принимал у себя дома на улице Берггассе в Вене, далеко не всегда подпадали под эти критерии. T&P публикуют отрывок из книги «Зигмунд Фрейд в своем времени и нашем» , которая вышла в издательстве «Кучково поле».

Известно, что пациенты, принятые Фрейдом в качестве «больных» до и после 1914 года, пришли к нему лечиться в той или иной степени по принуждению: это все женщины, о которых упомянуто в «Этюдах об истерии», это Ида Бауэр, Маргарита Чонка и многие другие. При таких условиях вероятность того, что лечение окажется «удачным», была мала, особенно когда речь шла о юных особах, взбунтовавшихся против установленного в семье порядка, в их глазах Фрейд представал похотливым доктором или сообщником родителей. И наоборот, пациенты, приходившие на Берггассе для анализа по собственной доброй воле, в общем были удовлетворены. Отсюда парадокс: чем больше лечение зависело от свободного желания пациента, исходило от него самого, тем более успешным оно было. И Фрейд из этого заключал, что больной должен полностью принимать все условия, иначе невозможен никакой психоаналитический опыт. Необходимо уточнить, что если анализируемый хотел сам стать аналитиком, то лечение имело тогда куда больше шансов стать терапевтическим, затем уже научным, потому что пациент непосредственно вовлекался в само дело. Как следствие, и без исключений, лечение, вполне завершенное, то есть, с точки зрения обратившегося к Фрейду лица, наиболее удовлетворительное - это было такое лечение, которое, с одной стороны, было добровольным, с другой - предполагало самое активное участие пациента*.

* Это как раз потому, что психоаналитики не хотели сравнивать свои случаи с теми, о которых Фрейд не рассказал, и они не могли дать настоящую оценку его практике. Все прочие смешанные направления – сторонников Кляйн, Лакана, постлаканистов, ференцистов и т. д. – удовлетворялись комментированием; таков канонический корпус, история Анны О. и «случаи», приведенные в «Этюдах об истерии», а также в знаменитых «Пяти случаях», из коих только три могут расцениваться как лечение. Тем самым осталось свободное поле для антифрейдистов, которые воспользовались им, чтобы сделать из Фрейда шарлатана, не способного никого вылечить. Действительность же куда сложней, и мы это видели.

Пациентами Фрейда в подавляющем большинстве были евреи, страдавшие неврозами в самом широком смысле этого слова, какой придавался ему в первой половине столетия: неврозами иногда легкими, но зачастую серьезными, которые позже назовут пограничыми состояниями и даже психозами. Немалое число пациентов принадлежало к интеллектуальным кругам, часто это были известные люди - музыканты, писатели, люди творящие, врачи и т. д. Они хотели не только лечиться, но испытать, что такое лечение словом, которое ведет сам его создатель. На Берггассе они главным образом обращались, уже побывав у других светил медицинского мира Европы - психиатров или специалистов по всем видам нервных болезней. И, что бы там ни говорили, до 1914 года все они столкнулись с тем самым пресловутым «терапевтическим нигилизмом», столь характерным для душевной медицины этой эпохи.

Огромный успех получила в психоанализе разработка Фрейдом системы толкований аффектов души, в основу которых легла обширная нарративная эпопея, которая участвовала больше в расшифровке загадок, а не психиатрическая нозография. На кушетке этого оригинального ученого, тоже страдавшего телесными недугами, в окружении роскошной коллекции предметов, трогательно красивых собак каждый мог почувствовать себя героем какой-нибудь театральной сцены, где мастерски играют свою роль принцы и принцессы, пророки, свергнутые короли и беспомощные королевы. Фрейд рассказывал сказки, резюмировал романы, читал стихи, воскрешал в памяти мифы. Еврейские истории, анекдоты, рассказы о сексуальных желаниях, скрытых в глубинах души - все это, в его глазах, прекрасно подходило для того, чтобы наделить современного человека мифологией, которая явила бы ему великолепие истоков человечества. В техническом плане Фрейд оправдывал подобную позицию, утверждая, что правильно проведенный, то есть удавшийся, анализ преследует целью убедить пациента принять подлинность некой научной конструкции просто потому, что высшее преимущество заключается в том, чтобы просто отвоевать обретенное воспоминание. Другими словами, успешное лечение - такое лечение, которое позволит понять глубинную причину страданий и неудач, возвыситься над ними, чтобы осуществить свои желания.

Фрейд принимал по восемь пациентов в день, его сеансы длились 50 минут, шесть раз в неделю, иногда много недель, а то и месяцев. Бывало, что лечение затягивалось бесконечно, случались повторы и неудачи. Помимо этого Фрейд принимал других пациентов для обычных консультаций, назначал лечение, проводил несколько сеансов психотерапии. Обычно он не делал никаких записей, занимаясь «диванным искусством». Это было приобщение к путешествию: Данте ведет Вергилия, как в «Божественной комедии». Если он рекомендовал воздержание, то никогда не следовал каким-либо принципам «нейтралитета», предпочитая «нерешительное внимание», позволявшее действовать бессознательному. Он говорил, вмешивался, разъяснял, растолковывал, сбивался и курил сигары, не предлагая пациентам, на что они реагировали по-разному. Наконец, если возникал повод, вспоминал какие-нибудь подробности из собственной жизни, упоминал о вкусах, политических предпочтениях, убеждениях. Одним словом, сам вовлекался в лечение, уверенный в том, что преодолеет самое упорное сопротивление. Когда же это не удавалось, всегда стремился понять, почему, пока оставалась надежда на успех. Иногда допускал бестактность, сообщая своим корреспондентам о том, что происходило во время сеансов, которые он вел, а иногда читал некоторым пациентам полученные им письма, где шла речь о них, тогда как все это должно было оставаться конфиденциальным.

* Математик Анри Рудье рассчитал для меня, каково было состояние Фрейда на различных этапах его жизни. До Первой мировой войны – во флоринах и в кронах, затем, с 1924 года, – в шиллингах и долларах. Отметим, что все «денежные пересчеты», предлагавшиеся для того, чтобы определить цену фрейдовских сеансов и перевести ее в евро или в доллары XXI века, не имеют под собой никаких научных оснований, и авторы, помимо всего прочего, противоречат друг другу: у одних получается 450 евро, у других – 1000, у третьих – 1300. Такие расчеты ни в коем случае нельзя принимать всерьез, они преследуют цель представить Фрейда мошенником или алчным человеком. Говорить же о его состоянии можно, только сравнивая его с другими современниками, которые занимались тем же самым, что и он, и вышли из того же общественного класса. Конечно, Фрейд разбогател, если учесть, что в том же самом возрасте его отец жил в относительной бедности.

Фрейд изо дня в день подводил счета, записи вел в специальном дневнике (Kassa-Protokoll) и в письмах без конца говорил о деньгах. Между 1900 и 1914 годом его социальный статус был равен положению видных профессоров медицины, которые между тем принимали пациентов и частным образом*. Он был достаточно обеспечен, как и все более или менее заметные практики его поколения, и вел такой же образ жизни.

Во время войны доходы рухнули - одновременно с австрийской экономикой. Но начиная с 1920 года он понемногу восстановил свое состояние, принимая пациентов не только из прежних европейских держав, разоренных финансовым кризисом и обесцениванием денег, но также других психиатров или обеспеченных иностранных интеллектуалов, приехавших из США или желающих обучиться психоанализу. Фрейд постепенно стал аналитиком аналитиков.

Когда было возможно, он просил заплатить за лечение в валюте. С течением лет ему удалось разместить сбережения за границей, к ним добавились довольно значительные суммы за авторские права. Если он и зарабатывал меньше, чем психоаналитик, живущий в Нью-Йорке или Лондоне, определенно был более обеспеченным, нежели немецкие, венгерские и австрийские последователи, которым при развале экономики было туго. В октябре 1921 года, приглашая Лу Андреас-Саломе приехать в Вену, поскольку она высказала такое желание, он писал: «Если вы рвете с родиной из-за того, что в стране посягают на свободу движения, позвольте мне переправить вам в Гамбург деньги, необходимые для поездки. Мой зять управляет там моими вкладами в марках, а также доходами в твердых иностранных деньгах (американских, английских, швейцарских), я стал относительно богат. И я был бы не прочь, чтобы богатство доставляло мне некоторое удовольствие».

* В то же самое время в Нью-Йорке цена за сеанс составляла 50 долларов. Вот заметки экономиста Томаса Пикетти по поводу доходов Фрейда, рассчитанные по моей просьбе: «Фрейд был успешным врачом, в чем не было ничего скандального, учитывая очень высокий уровень неравенства, характерный для того времени. Средний доход составлял от 1200 до 1300 золотых франков в год на одного жителя. Сегодня средний доход (без учета налогов) составляет порядка 25 000 евро в год на взрослого. Чтобы сравнить общие итоги, лучше будет умножить суммы в золотых франках 1900–1910 годов с помощью коэффициента, порядка 20. Кристфрид Тёгель приписывает Фрейду доход порядка 25 000 флоринов, что соответствует 500 000 евро годового дохода на сегодняшний день. Это, конечно, достаточно высокая прибыль, но и довольно показательная для высшего уровня эпохи. При постоянном неравенстве это соответствовало бы скорее примерно 250 000 евро годового дохода на сегодня».

Для сравнения заметим, что в 1896 году Фрейд брал за час 10 флоринов; в 1910 году - от 10 до 20 крон за сеанс; в 1919-м - 200 крон или 5 долларов, если пациент - американец (что равно 750 кронам), или гинею, что чуть больше одного ливра стерлингов (600 крон), если пациент - малообеспеченный англичанин. Наконец, в 1921 году он подумывал просить от 500 до 1000 крон, затем остановился на 25 долларах* за час, что не мешало брать с некоторых пациентов суммы, менее завышенные.

Временами он не мог сдерживать несправедливых и резких антиамериканских настроений, вплоть до того, что утверждал, например, что его последователи за Атлантикой хороши только потому, что приносят ему доллары. Как раз одного собеседника он напугал тем, что заявил, будто статую Свободы можно заменить другой, которая «держит в руке Библию». На следующий день во время анализа одному из учеников сказал, что американцы настолько глупы, что весь их образ мыслей можно свести к нелепому силлогизму: «Чеснок - хорошо, шоколад - хорошо, кладем немного чеснока в шоколад и едим!».

Падение центральноевропейских империй и постепенное преобладание в международном движении американских психоаналитиков Фрейд переживал как глубокое унижение. Он мучился, что всех пациентов вынужден заставлять платить, и благожелательно относился к идее о том, что медицинские учреждения должны оказывать неимущим бесплатную помощь. Американское представление о демократии, личной свободе и правах народов на самоопределение в целом вызывало у него ужас. «Американцы, - сказал он однажды Шандору Радо, - переносят демократический принцип из области политики в науку. Все поочередно должны быть президентами. А сделать что-нибудь не могут».

Фрейд всегда считал, что психоаналитическое лечение противопоказано людям глупым, необразованным, слишком старым, меланхоличным, маниакально одержимым, страдающим анорексией или истерией, пусть эпизодически. Он также исключал психоаналитические опыты для психопатов или извращенцев, «не желающих примириться с самими собой». С 1915 года в категорию «неанализируемых» он добавил и тех, кто подвержен серьезному нарциссическому расстройству, одержим влечением к смерти, к хроническому разрушению и не поддающихся сублимации. Позднее, когда Ференци предложил ему пройти анализ, он пошутил, что речь идет о человеке, которому под семьдесят, который курит, у которого раковая опухоль, ему уже ничто не поможет. Фрейд говорил и обратное - что психоанализ предназначен, чтобы лечить истерию, неврозы, связанные с навязчивым преследованием, фобии, состояние тревоги, подавленности, половые расстройства. И добавлял, что достичь успеха можно только с людьми умными, понимающими, что такое мораль, стремящимися лечиться.

«Маньяки, психопаты, меланхолики, нарциссы консультировались и у других специалистов, которые, как и Фрейд, не добились успешных результатов. Но лишь одного Фрейда обвиняли как при жизни, так и после смерти»

В 1928 году он довольно ясно заявил венгерскому последователю Иштвану Холлосу, инициатору реформы психиатрических больниц, что ненавидит пациентов с психотическими расстройствами. «Я окончательно убедился, что не люблю этих больных, они меня злят, потому что непохожи на меня, на все, что можно бы было назвать человеческим. Это странный сорт нетерпимости, который делает меня совершенно непригодным для психиатрии Я поступаю в данном случае, как и другие врачи до нас, в отношении больных истерией, не есть ли это результат пристрастности интеллекта, всегда проявляющегося куда ясней, выражение враждебности по отношению к «Оно»?».

Понимая эти заявления буквально, можно решить, поверив основателю, что психоанализ годится только для людей образованных, способных видеть сны или фантазировать, осознающих свое состояние, заботящихся об улучшении собственного благосостояния, с моралью вне всяких подозрений, способных в силу позитивного трансфера или антитрансфера вылечиться за несколько недель или месяцев. Ну, мы знаем, что большинство пациентов, приходивших на Берггассе, этому профилю не соответствовали.

* В качестве примера можно обратить внимание, что венский архитектор Карл Мейредер (1856–1935), которого в 1915 году Фрейд лечил в течение десяти недель от хронической меланхолии, установил своеобразный рекорд, обратившись к пятидесяти девяти врачам, чьи предписания и прочие методы лечения оказались совершенно неэффективными. Но только Фрейд был обвинен, что его не вылечил.

Иначе говоря, с начала века существовало большое противоречие между теми указаниями для проведения лечения, за которые ратовал в своих статьях Фрейд, и его собственной практикой. Осознавая это, он исправлял свою теорию, описывая во «Введении в нарциссизм» и в «По ту сторону принципа удовольствия» случаи, в терапевтическом успехе которых всячески сомневался. И между тем, стараясь противостоять нигилизму, но под давлением финансовой необходимости всегда стремясь бросить вызов, он брался анализировать «неанализируемых» людей - в надежде, что ему удастся если не вылечить их, то по меньшей мере облегчить страдания или изменить отношение к жизни.

Эти пациенты - маньяки, психопаты, меланхолики, самоубийцы, развратники, мазохисты, садисты, саморазрушители, нарциссы - консультировались и у других специалистов, которые, как и Фрейд, не добились успешных результатов*. Но лишь одного Фрейда обвиняли во всех гнусностях как при жизни, так и после смерти: шарлатан, мошенник, сребролюбец и т. д.

Вот почему очень важно во всех подробностях изучить некоторые курсы лечения - из тех, что оказались самыми провальными и, напротив, завершенными. Подчеркнем сначала, что из всех 170 пациентов, принятых Фрейдом, с чем бы они ни обращались, человек двадцать не получили никакой пользы, а около десятка отказались от него, да так, что возненавидели самого врача. Большинство из них обратилось к другим терапевтам, на тех же условиях оплаты, не добившись лучших результатов. Сегодня ни один исследователь не может сказать, как сложилась бы судьба этих пациентов, если б они совсем ничего не предприняли, чтобы избавиться от страданий. […]

После 1920 года Фрейд мог наслаждаться великим счастьем, созерцая огромный успех, которым пользовался психоанализ на другом конце планеты. Тогда было совершенно ясно, что дело его продвигается вперед, и тем не менее он не находил удовлетворения. Все шло так, будто он опасался, что, отказавшись от его идей, их примут только для того, чтобы исказить. «На кого повалятся шишки, когда меня не будет в живых?» - говорил он себе, раздумывая о всяческих «отклонениях», которые по вине современников претерпела его теория. Как большинство основоположников, Фрейд не желал быть цербером, охраняющим свои открытия и понятия, взваливая на себя риск возвести идолопоклонство и благоглупость в закон.

В таком-то вот состоянии духа он принимал на Берггассе пациентов из стран-победительниц, в частности американцев, плативших ему валютой и приезжавших, чтобы обучиться ремеслу психоанализа и познакомиться лично. Напрасно Фрейд возмущался, он вынужден был признать, что всякое лечение, откровенно проведенное на английском с учениками, готовыми сотрудничать, несет психоанализу возможное будущее, такое, о котором он даже и не помышлял. Поэтому он вынужден был умерить свои антиамериканские взгляды и признать, что для его теории открываются другие земли обетованные: Франция, Объединенное Королевство, США, Латинская Америка, Япония и т. д.

* Среди 170 пациентов Фрейда насчитывается 20 американцев, почти все приехали из Нью-Йорка. Тадеуш Эймс (1885–1963) познакомился с Фрейдом в Вене в 1911 или 1912 году. Монро Мейер (1892–1939), меланхоличный психиатр, покончил с собой в 47 лет с помощью острого обрезка стекла. Антифрейдисты обвиняли Фрейда, что в этой добровольной смерти, которая произошла через 18 лет после пребывания Монро в Вене, виноват именно он. Леонард Блюмгард остался ортодоксальным фрейдистом.

Абрам Кардинер родился в Нью-Йорке и был выходцем из семейства еврейских портных, приехавших с Украины. В октябре 1921 года он, молодой тридцатилетний врач, отправился в Вену, чтобы лечиться у Фрейда, как будут делать многие его соотечественники: Адольф Штерн, Монро Мейер, Кларенс Обендорф, Альберт Полон, Леонард Блюмгард*. Страстно увлеченный антропологией, отказываясь от догм, он уже практиковал психоанализ, когда лечился в первый раз, на кушетке у Горация Фринка, расценив этот опыт как неудачный.

Он встречался с Фрейдом в течение шести месяцев, рассказывал о родителях - бедных мигрантах, бежавших от антисемитских преследований: прибытие на Эллис-Исланд, поиск работы, смерть матери от туберкулеза, когда ему было только три года, молитвы на языке, которого он не знал, страх безработицы, голод, появление мачехи, которая сама приехала из Румынии и возбудила в нем сильное половое влечение. Кардинер говорил о музыкальных вкусах, об обреченности собственного еврейства, об идише, затем об антисемитизме, своем желании стать большим «доктором», об интересе к сообществам национальных меньшинств - индийцам, ирландцам, итальянцам, о том пресловутом «плавильном котле», который в чем-то походил и на среднеевропейский.

Кардинер вспоминал также времена, когда был подростком. У мачехи была недоразвита матка, это не позволяло ей иметь детей, чему он был рад. Об отце он поведал, что когда-то тот обругал и ударил мать, которую взял замуж не по любви. В памяти у него сохранилось воспоминание о несчастной женщине, давшей ему жизнь, но не имевшей времени вырастить. Как раз под влиянием мачехи отец пациента смог стать настоящим мужем, преданным семье. После неудачной любви к одной девушке, сменившейся депрессией, Кардинер увлекся изучением медицины, подумывая, как он, сын еврейского портного, ставшего американцем, станет блестящим интеллектуалом, ушедшим с головой в психоанализ и культурологию. И все-таки его мучила тревога, сделавшая уязвимым перед любыми жизненными свершениями.

Он рассказал Фрейду два сна. В первом на него мочились три итальянца, пенис у каждого торчал вверх, а во втором он спал с собственной мачехой. Кардинер явно был идеальным «фрейдовским пациентом» - интеллигентный, мечтательный, страдающий от фобического невроза, от любовной фиксации на мачеху, заменившую мать, жертва жестокого отца, женившегося, прежде чем уехать, по договору. Но перед венским своим учителем он нисколько не преклонялся, просто желал пройти с ним этот опыт. Восхищаясь им, охотно оспаривал его интерпретации.

Другим был случай Кларенса Обендорфа, который вместе с Бриллом основал Нью-Йоркское психоаналитическое общество и лечился одновременно с Кардинером. Фрейд его презирал, считал глупым и высокомерным. Обендорф же оказался куда больше верен ему, чем Кардинер, хотя очень осторожно, и с полным основанием, относился к выискиванию психоаналитиками, где только можно, «первичных сцен». Он полагал, что лечение по старинке уже не годится для новых времен.

* Кларенс Обендорф (1882–1954) был ортодоксом фрейдизма, враждебно относился к его упрощеннному психоанализу. Он написал первый официальный труд об истории психоанализа в Соединенных Штатах.

В первый же день анализа он рассказал о сне, в котором его везли в экипаже, запряженном двумя лошадьми, черной и белой, в неизвестном направлении. Фрейд знал, что пациент родился в Атланте, в семье южан, в детстве у него была чернокожая нянечка, к которой он был очень привязан. Он тут же высказал ошеломительное толкование этого сна, заявив Обендорфу, что он не женится, так как ему не удастся выбрать между белой и чернокожей женщинами. Выйдя из себя, Обендорф три месяца спорил о сне с Фрейдом и Кардинером*. Он тем более чувствовал себя униженным, что был маститым аналитиком, обучавшимся на кушетке у Федерна, и прекратил толковать сновидения. По свидетельству Кардинера, он так и остался холостяком, а Фрейд продолжал его презирать.

«Если анализируемый хотел сам стать аналитиком, то лечение имело куда больше шансов стать терапевтическим, затем уже научным»

С Кардинером Фрейду повезло куда больше, чем с Обендорфом. Этакая дунайская пророчица, он объяснил ему, что тот отождествляет себя с несчастьем собственной матери, а это говорит о «бессознательной гомосексуальности», что три итальянца из его сна - унижавший его отец, и что разрыв с невестой повторял изначальный отказ, который больше не произойдет, поскольку он сам его преодолел. По поводу другого сна Фрейд объяснил Кардинеру, что тот желает быть у отца в подчинении, чтобы «не разбудить уснувшего дракона». В двух пунктах - бессознательной гомосексуальности и подчинении отцу - Фрейд ошибался, и пациент это заметил.

Когда минуло шесть месяцев, Фрейд рассудил, что анализ Кардинера прошел успешно, и предсказал ему блестящую карьеру, исключительный финансовый успех, счастье в любовных делах, и был совершенно прав. В 1976 году, отойдя от психоаналитического догматизма и оставив распространенное эдипианство и канонические интерпретации скрытой гомосексуальности или закон отца, Кардинер с наслаждением вспоминал о своем пребывании на Берггассе: «Сегодня я бы сказал, когда у меня есть общее понимание, что Фрейд блестяще провел мой анализ. Фрейд был великим аналитиком потому, что никогда не использовал теоретических выражений - по меньшей мере тогда - и все свои толкования формулировал на обычном языке. Исключение - ссылка на эдипов комплекс и понятие бессознательной гомосексуальности, он обрабатывал материал без отрыва от повседневной жизни. Что же касается толкования сновидений, оно было исключительно проницательным и интуитивным». Нужно добавить по поводу ошибки Фрейда о «заснувшем драконе». «Человек, обосновавший понятие трансфера, не узнавал его. Он упускал одну-единственную вещь. Да, конечно, я боялся отца, когда был маленьким, но в 1921 году тем человеком, которого я испугался, был сам Фрейд. Он мог даровать мне жизнь или разбить ее, а это уже от отца не зависело».

Это свидетельство тем более интересно, что Кардинер приехал в Вену, так как свой анализ у Фринка счел недостаточным. Он, во всяком случае, не знал, что тот сам лечился у Фрейда, и лечение шло с большим трудом. Разумеется, Кардинер заметил агрессивность Фринка, но он не выдал никаких признаков психоза. Более догматичный фрейдист, чем сам Фрейд, Фринк интерпретировал отношения Кардинера с отцом как стремление к Эдиповой смерти. «Вы ему завидовали, ревновали, что он владеет вашей мачехой», - сказал он ему. Такое ошибочное толкование вызвало у Кардинера новую вспышку тревожности и законное желание закончить лечение. Не желая навредить Фринку, Фрейд это намерение отверг. Под конец анализа поведал Кардинеру свои опасения. Терапевтические проблемы его больше не интересовали, сказал он. «Теперь мое нетерпение стало гораздо меньше. Кое-какие препятствия мешают мне стать большим аналитиком, и я страдаю от них. Между прочим, я больше, чем отец. Я слишком много занимаюсь теорией».

В апреле 1922 года, когда Кардинер заявил ему, что психоанализ не может никому причинить вреда, Фрейд показал две фотографии Фринка, одна была сделана до анализа (в октябре 1920-го), а другая - год спустя. На первой Фринк походил на человека, которого Кардинер знал, а на второй у него был растерянный, изможденный вид. Были ли эти метаморфозы в самом деле следствием экспериментов на кушетке? Кардинер сомневался в этом больше, чем Фрейд, которому так и не удалось избавиться от кошмара этого трагического лечения, где смешались супружеские отношения, адюльтер, психоаналитическая эндогамия и ошибочная диагностика.

* «Болезненные страхи и навязчивые состояния» Горация Фринка: Horace W. Frink, Morbid Fears and Compulsions, Boston, Moffat, Yard & Co., 1918.

Гораций Вестлейк Фринк родился в 1883 году. Он не был ни евреем, ни сыном европейских эмигрантов, ни богатым, ни невротиком. Одаренный исключительным умом, он рано начал изучать психиатрию и хотел стать психоаналитиком. С юности страдая маниакально-депрессивным психозом, он анализировался у Брилла, затем вступил в Нью-Йоркское психоаналитическое общество, а несколько лет спустя опубликовал подлинный бестселлер, который поспособствовал популяризации фрейдизма за Атлантикой*. В 1918 году он стал одним из известнейших психоаналитиков Восточного берега, страдая при этом приступами меланхолии и маниакальности, сопровождаемыми бредом и навязчивым желанием покончить с собой. Жизнь его разделилась надвое: с одной стороны, законная жена Дорис Бест, от которой у него было двое детей, с другой - любовница Анжелика Бижур, бывшая пациентка, сказочно богатая наследница, вышедшая замуж за знаменитого американского юриста Абрахама Бижура, который анализировался у него, а затем - у Тадеуша Эймса.

Любовница торопила Фринка развестись, и он отправился в Вену, чтобы пройти курс лечения у Фрейда и окончательно решить, кто же станет женщиной его жизни. В свою очередь Анжелика (Анжи) тоже проконсультировалась у Фрейда, который посоветовал ей развестись и выйти замуж за Фринка, иначе тот рискует стать гомосексуалистом. У своего пациента он продиагностировал оттесненную гомосексуальность. На самом же деле он был увлечен этим блистательным человеком, назвав его «очень милым мальчиком, чье состояние стабилизировалось благодаря переменам в жизни». Он призвал его занять место Брилла.

Признать такой диагноз было для Фринка невозможным. Между тем, потеряв осмотрительность после всего того, что делал «герр профессор», он принял решение оставить Дорис и жениться на Анжи. Возмущенный таким поведением, которое, по его словам, идет вразрез со всякой этикой, Абрахам Бижур написал открытое письмо в «Нью-Йорк таймс», в котором назвал Фрейда «врачом-шарлатаном». Копию он передал Тадеушу Эймсу, тот переслал ее Фрейду, подчеркнув, что Нью-Йоркское психоаналитическое общество может подвергнуться опасности из-за этого дела, если письмо попадет в печать. Джонсу, пытавшемуся потушить пожар, он заявил, что Анжи неправильно все поняла. И подчеркнул, однако, - таковой была его глубинная мысль, - что общество куда благосклонней отнесется к адюльтеру, чем к разводу двух несчастных супругов, желающих создать новую семью. Тем самым он как бы признавал, что не мытьем, так катаньем подтолкнул Горация и Анжи к разводу, но лишь потому, что, как ему казалось, они оба со своими теперешними супругами не найдут общего языка.

В других обстоятельствах Фрейд принимал разные решения, в частности, когда был уверен, что адюльтер - всего-навсего симптом не улаженной с еще любимым супругом проблемы. Короче говоря, насколько он адюльтер проклинал, настолько же благоволил «расставаниям по-доброму», при том условии, что они вели к новому браку. Что же касается именно этого дела, он жестоко ошибся во Фринке. И упорствовал, послав ему бессмысленное письмо: «Я потребовал от Анжи, чтобы она не повторяла посторонним, что я посоветовал вам взять ее замуж, иначе у вас может случиться нервный срыв. Позвольте вам заметить по поводу вашей идеи о том, что она потеряла часть своей красоты, не может ли она смениться другой - что она приобрела часть своего состояния? Вы жалуетесь, что не понимаете своей гомосексуальности, что подразумевает, что вы не можете вообразить меня богатым человеком. Если все пойдет хорошо, заменим воображаемый подарок реальным вкладом в психоаналитические фонды».

Как все его последователи, Фрейд вносил свою долю в финансирование психоаналитического движения. Поэтому неудивительно, что он подал и Фринку мысль тоже поучаствовать финансово каким-нибудь приношением, чтобы вылечиться от фантазмов. Что же касается интерпретаций, согласно которым женщина, потерявшая в глазах любовника свою привлекательность, может заинтересовать его своим состоянием, то она проистекала из традиционных представлений о буржуазной семье. Фрейд вел себя со своим пациентом, как в старину - сват, путая кушетку и брачный совет. Доказательство того, что он не понял расстройства Фринка, приняв его за интеллигентного невротика с оттесненной гомосексуальностью по отношению к отцу. Обретя возможность жениться на любовнице, тот испытал жуткое чувство вины и в ноябре 1922 года снова вернулся в Вену. Когда с ним случился короткий приступ бреда, ему показалось, будто он лежит в могиле, и в ходе сеансов он исступленно ходил по кругу, пока Фрейд не позвал другого врача, Джо Аша, чтобы лечить его и присматривать за ним в гостинице. Ситуация ухудшилась, когда, после того как бывший ее супруг женился на Анжи, от осложнений пневмонии умерла Дорис. Фринк утверждал, что любил первую жену, потом стал изводить вторую.

В мае 1924 года Фрейд вынужден был отказаться от своего пациента, объявить его умственно больным и неспособным руководить Нью-Йоркским психоаналитическим обществом. «Я возлагал на него все свои надежды, хотя реакция на лечение психоанализом была психотической природы. […] Когда же он увидел, что ему не позволяют свободно удовлетворять свои детские желания, не выдержал. Он возобновил отношения с новой женой. Под предлогом, что она несговорчива в вопросах денег, он не получил в ответ знаков признания, которых непрестанно от нее требовал». По просьбе самого Фринка его положили в психиатрическую клинику при больнице Джонса Хопкинса в Балтиморе, где его лечил Адольф Мейер, и здесь он узнал, что Анжи хочет с ним разойтись. Всю свою последующую жизнь он впадал то в воодушевление, то в меланхолию, умер в 1936 году, всеми забытый.

Спустя 40 лет его дочь Элен Крафт обнаружила среди бумаг Адольфа Мейера переписку отца с Фрейдом, а также много других документов и, раскрыв публично их содержание, назвала венского учителя шарлатаном. Приверженцы антифрейдизма воспользовались этим, чтобы обвинить Фрейда, будто он манипулировал пациентами, ставшими под его пером жертвами его коварной теории. Что же касается психоаналитиков, то они продолжали смотреть на клинические ошибки своего кумира сквозь пальцы. […]

Основы психоаналитического подхода к пониманию развития психики в онтогенезе заложены 3. Фрейдом (1856-1939)1. Психическое развитие в психоанализе отождествляется с процессом усложнения сферы влечений, мотивов и чувств, с развитием личности, с усложнением ее структур и функций. Фрейд выделял три уровня психики человека (по критерию принципиальной возможности осознания психических процессов) - сознание, предсознание и бессознательное. В центре его научных интересов был бессознательный уровень психики - вместилище инстинктивных потребностей организма, влечений, в первую очередь сексуальных и агрессивных. Именно бессознательное изначально противостоит обществу. Фрейд рассматривал развитие личности как адаптацию (приспособление) индивида к внешнему социальному миру, чуждому ему, но совершенно необходимому. Личность человека, по Фрейду, включает в себя три структурных компонента - Оно, Я и Сверх-Я, которые возникают неодновременно. Оно (Ид) - примитивное ядро личности; оно имеет врожденный характер, находится в бессознательном и подчиняется принципу удовольствия. Ид содержит врожденные импульсивные влечения (инстинкт жизни Эрос и инстинкт смерти Танатос) и составляет энергетическую основу психического развития.

Я (Эго) - рациональная и в принципе осознаваемая часть личности. Она возникает по мере биологического созревания между 12 и 36 месяцами жизни и руководствуется принципом реальности. Задача Эго - объяснить происходящее и построить поведение

человека так, чтобы его инстинктивные требования были удовлетворены, а ограничения общества и сознания не были бы нарушены. При содействии Эго конфликт между индивидом и социумом в течение жизни должен ослабевать. Сверх-Я (Супер-Эго) как структурная составляющая личности формируется последней, между 3 и 6 годами жизни.

Супер-Эго представляет собой совесть, эго-идеал и строго контролирует соблюдение норм, принятых в данном обществе. Тенденции со стороны Ид и Супер-Эго, как правило, имеют конфликтный характер, что порождает тревогу, нервозность, напряженность индивида. В ответ Эго создает и использует ряд защитных механизмов, таких, как вытеснение, рационализация, сублимация, проекция, регрессия и др. Однако пока Эго ребенка еще слабо, не все конфликты могут быть разрешены. Переживания становятся длительными, «фиксируются», образуя определенный тип характера, т.е. фундамент личности закладывается переживаниями раннего детства. Необходимо отметить, однако, что Фрейд не изучал детскую психику специально, а пришел к формулированию основных положений своей теории развития личности, анализируя невротические нарушения взрослых пациентов. Подходы к пониманию детской сексуальности изложены Фрейдом еще в начале XX в. в «Трех очерках по теории сексуальности» (1905). Он исходил из идеи, что человек рождается с неким количеством сексуальной энергии (либидо), которая в строго определенной последовательности перемещается по разным областям тела (рот, анус, гениталии). Фрейд наметил порядок развертывания психосексуальных стадий по мере созревания организма (биологический фактор развития) и считал, что стадии универсальны и присущи всем людям, независимо от их культурного уровня. Периодизацию возрастного развития 3. Фрейда называют психосексуальной теорией личности, поскольку центральная линия его теории связана с сексуальным инстинктом, понимаемым широко как получение удовольствия. Названия стадий личностного развития (оральная, анальная, фаллическая, генитальная) указывают на основную телесную (эрогенную) зону, с которой связано ощущение удовольствия в этом возрасте.



Стадии - это своего рода ступени на пути развития, и существует опасность «застрять» на той или иной стадии, и тогда компоненты детской сексуальности могут стать предпосылками невротических симптомов последующей жизни.

1. Оральная стадия продолжается от рождения до 18 месяцев. Главный источник удовольствия на начальной стадии психосексуального развития соединяется с удовлетворением основной органической потребности и включает действия, связанные с кормлением грудью: сосание, кусание и глотание. На оральной стадии складываются установки в отношении других людей - установки зависимости, опоры или независимости, доверия. Мать пробуждает в ребенке сексуальное влечение, учит его любить. Именно оптимальная степень удовлетворения (стимуляции) в оральной зоне (грудного вскармливания, сосания) закладывает основы здоровой самостоятельной взрослой личности. Крайности материнского отношения в первые шесть месяцев жизни (чрезмерная или, напротив, недостаточная стимуляция) искажают личностное развитие, происходит фиксация оральной пассивности. Это означает, что взрослый человек будет использовать в качестве способов адаптации к окружающему миру демонстрации беспомощности, доверчивости, будет нуждаться в постоянном одобрении своих действий со стороны. Слишком много родительской нежности ускоряет половую зрелость и делает ребенка «избалованным», зависимым. Во второй половине первого года жизни, с прорезыванием зубов, когда акцент смещается на действия кусания и жевания, наступает орально-садистическая фаза оральной стадии. Фиксация на орально - садистической фазе приводит к таким чертам взрослой личности, как любовь к спорам, цинично-потребительское отношение к другим, пессимизм. Область рта, по мнению Фрейда, остается важной эрогенной зоной в течение всей жизни человека. Привязанность либидо к оральной зоне иногда сохраняется и у взрослого и дает о себе знать остаточным оральным поведением - обжорством, курением, грызением ногтей, жеванием резинки и т.п.

2. Анальная стадия развития личности, связанная с возникновением Эго, приходится на возраст от 1 -1,5 до 3 лет. Анальная эротика связана, по Фрейду, с приятными ощущениями от работы кишечника, от выделительных функций, с интересом к собственным фекалиям. На этой стадии родители начинают приучать ребенка пользоваться туалетом, впервые предъявляя ему требование отказаться от инстинктивного удовольствия. Способ приучения к туалету, практикуемый родителями, определяет будущие формы самоконтроля и саморегуляции ребенка.

Правильный воспитательный подход опирается на внимание к состоянию ребенка, на поощрение детей к регулярному опорожнению кишечника. Эмоциональная поддержка опрятности как проявления самоконтроля имеет, по Фрейду, долговременный позитивный эффект в становлении аккуратности, личностного здоровья и даже гибкости мышления.

При неблагоприятном варианте развития родители ведут себя чрезмерно строго и требовательно, добиваются опрятности как можно раньше, ориентируясь в основном на формальные режимные моменты. В ответ на эти неадекватные требования у детей возникают своего рода протестные тенденции в виде «удерживания» (запоров) или, напротив, «выталкивания». Эти фиксированные реакции, распространившись позже на другие виды поведения, приводят к складыванию своеобразного типа личности: анально-удерживающего (упрямого, скупого, методичного) или анально-выталкивающего (беспокойного, импульсивного, склонного к разрушению).

3. Фаллическая стадия (3-6 лет) - стадия психосексуального развития с участием уже собственно генитальной зоны. На фаллической стадии психосексуального развития ребенок часто рассматривает и исследует свои половые органы, проявляет интерес к вопросам, связанным с появлением детей и половыми отношениями. Именно в этот возрастной период в индивидуальном развитии каждого человека возрождается некий исторический конфликт - комплекс Эдипа. У мальчика обнаруживается желание «обладать» матерью и устранить отца. Вступая в бессознательное соперничество с отцом, мальчик испытывает страх предполагаемого жестокого наказания с его стороны, страх кастрации, в трактовке Фрейда. Амбивалентные чувства ребенка (любовь/ненависть к отцу), которые сопровождают Эдипов комплекс, преодолеваются между пятью и семью годами. Мальчик подавляет (вытесняет из сознания) свои сексуальные желания в отношении матери. Идентификация себя с отцом (подражание интонациям, высказываниям, поступкам, заимствование норм, правил, установок) способствует возникновению Супер-Эго, или совести, последнего компонента структуры личности.

У девочек Фрейд подразумевает аналогичный доминирующий комплекс - комплекс Электры. Разрешение комплекса Электры также происходит путем идентификации себя с родителем своего пола - матерью и подавления тяготения к отцу. Девочка, увеличивая сходство с матерью, получает символический «доступ» к своему отцу.

4. Латентная стадия - сексуальное затишье, от 6-7 лет до 12 лет, до начала подросткового возраста. Запас энергии направляется на несексуальные цели и занятия - учебу, спорт, познание, дружбу со сверстниками, в основном своего пола. Фрейд особо подчеркивал значение этого перерыва в сексуальном становлении человека как условия для развития высшей человеческой культуры.

5. Генитальная стадия (12 - 18 лет) - стадия, обусловленная биологическим созреванием в пубертатный период и завершающая психосексуальное развитие. Происходит прилив сексуальных и агрессивных побуждений, комплекс Эдипа возрождается на новом уровне. Аутоэротизм исчезает, ему на смену приходит интерес к другому сексуальному объекту, партнеру противоположного пола. В норме в юности происходит поиск места в обществе, выбор брачного партнера, создание семьи. Одна из самых значительных задач этой стадии - освобождение от авторитета родителей, от привязанности к ним, что обеспечивает нужную для культурного процесса противоположность старого и нового поколений.

Гениталъный характер - это идеальный тип личности с психоаналитической позиции, уровень зрелости личности. Необходимое качество генитального характера - способность к гетеросексуальной любви без чувства вины или конфликтных переживаний. Зрелая личность характеризуется Фрейдом гораздо более широко: она многогранна, и ей присущи активность в решении жизненных проблем и способность прикладывать усилия, умение трудиться, умение откладывать удовлетворение, ответственность в социальных и сексуальных отношениях и забота о других людях. Таким образом, детство интересовало 3. Фрейда как период, который преформирует взрослую личность. Фрейд был убежден, что все самое существенное в развитии личности происходит до пятилетнего возраста, а позже человек уже только «функционирует», пытается изжить ранние конфликты, поэтому каких-либо особых стадий взрослости он не выделял. При этом само детство отдельного индивида преформировано событиями из истории развития человеческого рода (эта линия представлена возрождением Эдипова комплекса, аналогией оральной стадии в развитии личности и каннибальской стадии в истории человеческого сообщества и т.п.). Самые значимые факторы становления личности в классическом психоанализе - это биологическое созревание и способы общения с родителями. Неудачи приспособления к требованиям среды в раннем детстве, травматические переживания в детские годы и фиксация либидо предопределяют глубокие конфликты и болезни в будущем.

Таблица 7

Психоанализ 3. Фрейда

Основной предмет Развитие личности

Исследования

Методы

исследования Анализ клинических случаев, метод свободных ассоциа-

ций, анализ сновидений, оговорок и т.д.

Основные понятия Уровни психики (сознание, предсознание, бессознательное), структура личности (Ид, Эго, Супер-Эго), психологическая защита, сексуальная энергия (либидо), сексуальный инстинкт, инстинкт жизни, инстинкт смерти, стадии психосексуального развития, эрогенные зоны, принцип удовольствия, принцип реальности, Эдипов комплекс, комплекс Электры, идентификация, конфликт, остаточное поведение, фиксация, генитальный характер.

Основные идеи Изначальный антагонизм ребенка и внешнего мира, развитие личности как адаптация индивида к социальному миру. Развитие личности = психосексуальное развитие. Развитие личности наиболее интенсивно в первые 5 лет жизни, завершается с окончанием полового созревания. Стадии развития личности в неизменной, заданной биологическим созреванием последовательности: оральная, анальная, фаллическая, латентная, генитальная.

Факторы развития Внутренний (биологическое созревание, преобразования количества и направленности сексуальной энергии) и внешний (социальный, влияние общения с родителями).

Ценное Динамическая концепция развития, показано единство душевной жизни человека, значимость детства, важность и долговременность родительского влияния. Идея чуткого внимания по отношению к внутреннему миру ребенка

Направления

Критики - Мифологичность

Отсутствие строгих формализованных методов исследования, статистических данных

Трудность проверки

Пессимистический взгляд на возможности развития за пределами подросткового возраста.

Ценность психоаналитической концепции в том, что это динамическая концепция развития, в ней показана сложная гамма переживаний, единство душевной жизни человека, ее несводимость к отдельным функциям и элементам. Хотя эти представления в большой степени мифологичны, тем не менее, они обнаруживают значимость детства, важность и долговременностъ родительского влияния. Общение с родителями в ранние годы, их влияние на способы решения типичных возрастных противоречий, конфликты и срывы адаптации сказываются впоследствии, проявляются характерными проблемами уже у взрослого человека. Психоаналитики настаивали на том, что негативный детский опыт приводит к инфантилизму, эгоцентричности, повышенной агрессивности личности и такой взрослый будет испытывать значительные трудности с собственным ребенком, в реализации родительской роли. Важнейшей стороной психоаналитического подхода можно считать идею чуткого внимания к ребенку, стремление разглядеть за внешне обычными словами и поступками вопросы, по-настоящему беспокоящие или смущающие его. Так, К.Г. Юнг, анализируя «конфликты детской души», критически замечает: «Ведь обычно к детям совсем не прислушиваются, обычно их (в любом возрасте) опекают, точно невменяемых, чуть только дело коснется чего-нибудь существенного, все же остальное сводится к дрессировке, ведущей к автоматоподобному совершенству» (выделено нами. - И.Ш.). Такой подход, по мнению Юнга, неприемлем: «Надо брать детей такими, каковы они в действительности, надо перестать видеть в них только то, что мы хотели бы в них видеть, а воспитывая их, надо сообразоваться не с мертвыми правилами, а с естественным направлением развития».

Дальнейшее развитие психоаналитического направления в психологии связано с именами К. Юнга, А. Адлера, К. Хорни, А. Фрейд, М. Кляйн, Э. Эриксона, Б. Беттельгейма, М. Малер и др.

Психоанализ детства

Попытки организовать аналитическую работу с детьми с позиций традиционного психоанализа натолкнулись на реальные трудности: у детей не выражен интерес к исследованию своего прошлого, отсутствует инициатива обращения к психоаналитику, а уровень вербального развития недостаточен для оформления своих переживаний на словах. На первых порах психоаналитики в основном использовали как материал для интерпретации наблюдения и сообщения родителей.

Позже были разработаны методы психоанализа, направленные именно на детей. Последователи Фрейда в области детского психоанализа А. Фрейд и М. Кляйн создали собственные, различающиеся варианты детской психотерапии.

А. Фрейд (1895-1982) придерживалась традиционной для психоанализа позиции о конфликте ребенка с полным противоречий социальным миром. Ее труды «Введение в детский психоанализ» (1927), «Норма и патология в детстве» (1966) и др. заложили основы детского психоанализа. Она подчеркивала, что для понимания причин трудностей в поведении психологу необходимо стремиться проникнуть не только в бессознательные слои психики ребенка, но и получить максимально развернутое знание обо всех трех составляющих личности (Я, Оно, Сверх-Я), об их отношениях с внешним миром, о механизмах психологической защиты и их роли в развитии личности.

А. Фрейд считала, что в психоанализе детей, во-первых, можно и нужно использовать общие со взрослыми аналитические методы на речевом материале: гипноз, свободные ассоциации, толкование сновидений, символов, парапраксий (обмолвок, забывания), анализ сопротивлений и перенос. Во-вторых, она указывала и на своеобразие техники анализа детей. Трудности применения метода свободных ассоциаций, особенно у маленьких детей, частично могут быть преодолены путем анализа сновидений, снов наяву, мечтаний, игр и рисунков, что позволит выявить тенденции бессознательного в открытой и доступной форме. А. Фрейд предложила новые технические методы, помогающие в исследовании Я. Один из них - анализ трансформаций, претерпеваемых аффектами ребенка. По ее мнению, несоответствие ожидаемой (по прошлому опыту) и продемонстрированной (вместо огорчения - веселое настроение, вместо ревности - чрезмерная нежность) эмоциональной реакции ребенка указывает на то, что работают защитные механизмы, и таким образом появляется возможность проникнуть в Я ребенка. Богатый материал о становлении защитных механизмов на конкретных фазах детского развития представляет анализ фобий животных, особенностей школьного и внутрисемейного поведения детей. Так, А. Фрейд придавала важное значение детской игре, полагая, что, увлекшись игрой, ребенок заинтересуется и интерпретациями, предложенными ему аналитиком относительно защитных механизмов и бессознательных эмоций, скрывающихся за ними.

Психоаналитик, по мнению А. Фрейд, для успеха в детской терапии обязательно должен иметь авторитет у ребенка, поскольку детское Супер-Эго относительно слабо и неспособно справиться с освобожденными в результате психотерапии побуждениями без посторонней помощи. Особое значение имеет характер общения ребенка со взрослым: «Чтобы мы ни начинали делать с ребенком, обучаем ли мы его арифметике или географии, воспитываем ли мы его или подвергаем анализу, мы должны, прежде всего, установить определенные эмоциональные взаимоотношения между собой и ребенком. Чем труднее работа, которая предстоит нам, тем прочнее должна быть эта связь», - подчеркивала А. Фрейд. При организации исследовательской и коррекционной работы с трудными детьми (агрессивными, тревожными) основные усилия должны быть направлены на формирование привязанности, развитие либидо, а не на прямое преодоление негативных реакций. Влияние взрослых, которое дает ребенку, с одной стороны, надежду на любовь, а с другой стороны, заставляет опасаться наказания, позволяет в течение нескольких лет развить у него собственную способность контролировать внутреннюю инстинктивную жизнь. При этом часть достижений принадлежит силам Я ребенка, а остальная - давлению внешних сил; соотношение влияний определить невозможно. При психоанализе ребенка, подчеркивает А. Фрейд, внешний мир оказывает гораздо более сильное влияние на механизм невроза, чем у взрослого. Детский психоаналитик с необходимостью должен работать над преобразованием среды. Внешний мир, его воспитательные воздействия - могущественный союзник слабого Я ребенка в борьбе против инстинктивных тенденций.

Английский психоаналитик М. Кляйн (1882-1960) разработала свой подход к организации психоанализа в раннем возрасте.

Основное внимание уделялось спонтанной игровой активности ребенка. М. Кляйн, в отличие от А. Фрейд, настаивала на возможности прямого доступа к содержанию детского бессознательного. Она считала, что действие более свойственно ребенку, чем речь, и свободная игра выступает эквивалентом потока ассоциаций взрослого; этапы игры - это аналоги ассоциативной продукции взрослого.

Психоанализ с детьми, по Кляйн, строился преимущественно на спонтанной детской игре, проявиться которой помогали специально созданные условия. Терапевт предоставляет ребенку массу мелких игрушек, «целый мир в миниатюре» и дает ему возможность свободно действовать в течение часа. Наиболее подходящими для психоаналитической игровой техники являются простые немеханические игрушки: деревянные мужские и женские фигурки разных размеров, животные, дома, изгороди, деревья, различные транспортные средства, кубики, мячи и наборы шариков, пластилин, бумага, ножницы, неострый нож, карандаши, мелки, краски, клей и веревка. Разнообразие, количество, миниатюрные размеры игрушек позволяют ребенку широко выражать свои фантазии и использовать имеющийся опыт конфликтных ситуаций. Простота игрушек и человеческих фигурок обеспечивает их легкое включение в сюжетные ходы, вымышленные или подсказанные реальным опытом ребенка. Игровая комната также должна быть оборудована весьма просто, но предоставлять максимальную свободу действий. В ней для игровой терапии необходимы стол, несколько стульев, маленький диван, несколько подушек, моющийся пол, проточная вода и комод с выдвижными ящиками. Игровые материалы каждого ребенка хранятся отдельно, заперты в конкретном ящике. Такое условие призвано убедить ребенка в том, что его игрушки и игра с ними будут известны только ему самому и психоаналитику. Наблюдение за различными реакциями ребенка, за «потоком детской игры» (и особенно за проявлениями агрессивности или сострадания) становится основным методом изучения структуры переживаний ребенка. Не нарушаемый ход игры соответствует свободному потоку ассоциаций; прерывания, и торможения в играх приравниваются к перерывам в свободных ассоциациях. Перерыв в игре рассматривается как защитное действие со стороны Я, сопоставимое с сопротивлением в свободных ассоциациях.

В игре могут проявиться разнообразные эмоциональные состояния: чувство фрустрации и отверженности, ревность к членам семьи и сопутствующая агрессивность, чувство любви или ненависти к новорожденному, удовольствие играть с приятелем, противостояние родителям, чувство тревоги, вины и стремление исправить положение.

Предварительное знание истории развития ребенка и имеющихся у него симптомов и нарушений помогает терапевту в интерпретации значения детской игры. Как правило, психоаналитик пытается объяснить ребенку бессознательные корни его игры, для чего ему приходится проявлять большую изобретательность, чтобы помочь ребенку осознать, кого из реальных членов его семьи представляют фигурки, использованные в игре. При этом психоаналитик не настаивает на том, что интерпретация точно отражает переживаемую психическую реальность, это скорее метафорическое объяснение или интерпретативное предложение, выдвигаемое для пробы. Ребенок начинает понимать, что в его собственной голове есть нечто неизвестное («бессознательное») и что аналитик тоже участвует в его игре. М. Кляйн приводит подробное описание деталей психоаналитической игровой техники на конкретных примерах. Так, по обращению родителей М. Кляйн проводила психотерапевтическое лечение семилетней девочки с нормальным интеллектом, но с негативным отношением к школе и не успешностью в учебе, с некоторыми невротическими нарушениями и плохим контактом с матерью. Девочка не хотела рисовать и активно общаться в кабинете терапевта. Однако, когда ей был предоставлен набор игрушек, она начала проигрывать волновавшие ее отношения с одноклассником. Именно они и стали предметом интерпретации психоаналитика. Услышав истолкование своей игры со стороны терапевта, девочка стала больше доверять ему. Постепенно, в ходе дальнейшего лечения, улучшились ее отношения с матерью и школьная ситуация.

Иногда ребенок отказывается принять истолкование психотерапевта и может даже прекратить игру и отбросить игрушки, услышав, что его агрессия направлена на отца или брата. Подобные реакции, в свою очередь, также становятся предметом интерпретации психоаналитика.

Изменения характера игры ребенка может прямо подтверждать правильность предложенного толкования игры. Например, ребенок находит в ящике с игрушками испачканную фигурку, символизировавшую в предыдущей игре его младшего брата, и отмывает ее в тазу от следов своих прежних агрессивных намерений. Итак, проникновение в глубины бессознательного, по мнению М. Кляйн, возможно с использованием игровой техники, через анализ тревожности и защитных механизмов ребенка. Регулярное высказывание ребенку-пациенту интерпретаций его поведения помогает ему справиться с возникающими трудностями и конфликтами. Некоторые психологи считают, что игра целебна сама по себе. Так, Д.В. Винникот подчеркивает созидательную силу именно свободной игры (play) в сравнении с игрой по правилам (game). Познание детской психики с помощью психоанализа и игровой техники расширило представления об эмоциональной жизни маленьких детей, углубило понимание самых ранних стадий развития и их долговременного вклада в нормальное или патологическое развитие психики во взрослые периоды жизни. Детский психоаналитик Дж. Боулби рассматривал, прежде всего, эмоциональное развитие детей. Его теория привязанности основана на синтезе современных биологических (этологических) и психологических данных и традиционных психоаналитических представлений о развитии.

Ключевая идея теории Боулби состоит в том, что мать важна не только потому, что она удовлетворяет первичные органические потребности ребенка, в частности утоляет голод, но главное - она создает ребенку первое чувство привязанности. В первые месяцы жизни крики и улыбки ребенка гарантируют ему материнскую заботу, внешнюю безопасность и защищенность. Эмоционально защищенный ребенок более эффективен в своем исследовательском поведении, ему открыты пути здорового психического развития.

Разнообразные нарушения первичной эмоциональной связи между матерью и ребенком, «расстройства привязанности» создают риск возникновения личностных проблем и психических заболеваний (например, депрессивных состояний). Идеи Боулби сразу нашли применение и начиная с 1950-х гг. привели к практической реорганизации системы больничного режима для маленьких детей, позволившей не отрывать ребенка от матери. Р. Шпиц подчеркивает, что взаимоотношения между ребенком и матерью в самом раннем возрасте оказывают влияние на формирование его личности в последующем3. Очень показательными для психоаналитического подхода к исследованию и коррекции развития

в детском возрасте являются такие понятия, как «привязанность», «безопасность», установление близких взаимоотношений детей и взрослых, создание условий для налаживания взаимодействия детей и родителей в первые часы после рождения.

Широкую известность получила позиция Э. Фромма по вопросу о роли матери и отца в воспитании детей, об особенностях материнской и отцовской любви. Материнская любовь безусловна: ребенок любим просто за то, что он есть. Сама мать должна иметь веру в жизнь, не быть тревожной, только тогда она сможет передать ребенку ощущение безопасности. «В идеальном случае материнская любовь не пытается помешать ребенку взрослеть, не пытается назначить награду за беспомощность». Отцовская любовь - по большей части это обусловленная любовь, ее нужно и, что важно, можно заслужить - достижениями, выполнением обязанностей, порядком в делах, соответствием ожиданиям, дисциплиной. Зрелый человек строит образы родителей внутри себя: «В этом развитии от матерински центрированной к отцовски-центрированной привязанности и их окончательном синтезе состоит основа духовного здоровья и зрелости». Представитель психоаналитической педагогики К. Бютнер обращает внимание на то, что традиционная для психоанализа сфера семейного воспитания дополняется и даже вступает в конкурентные, противоречивые отношения с системой институционального, внесемейного воспитания. Влияние видеофильмов, мультфильмов, игр, индустрии игрушек на внутренний мир детей постоянно растет, и часто оно может быть оценено резко негативное. Представительница Парижской школы фрейдизма Ф. Дольто рассматривает прохождение детьми символических этапов становления личности5. В своих книгах «На стороне ребенка», «На стороне подростка» она анализирует с психоаналитической точки зрения многочисленные проблемы: характер воспоминаний детства, самочувствие ребенка в детском саду и школе, отношение к деньгам и наказаниям, воспитание в неполной семье, норма и патология родительско-детских отношений, зачатие в пробирке. Детский психоанализ оказал немалое влияние на организацию работы с детьми в образовательной и социальной сферах, на работу с родителями. На его основе созданы многочисленные программы раннего вмешательства, варианты терапии взаимоотношений «родители - ребенок», «отец - мать - ребенок» для родителей и детей «групп риска». В настоящее время существует немало центров психоаналитической терапии детей. Однако, по словам одного из видных представителей этого направления С. Лебовичи, «и по сей день нелегко с точностью определить, что именно представляет собой психоанализ у ребенка»2. Цели современной длительной психо-аналитической терапии ребенка формулируются в весьма широком диапазоне: от устранения невротических симптомов, облегчения бремени тревоги, улучшения поведения до изменений в организации умственной деятельности или возобновления динамичной эволюции психических процессов развития.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ:

1. Назовите мотивы, лежащие в основе человеческого поведения по мнению 3. Фрейда.

2. Опишите структуру личности и ее развитие в процессе онтогенеза. В чем состоят предпосылки возникновения внутреннего конфликта человека?

3. Почему подход психоанализа к пониманию психического развития может быть охарактеризован как преформистский?

4. Используя фрейдовскую модель психосексуального развития, попробуйте объяснить поведение чрезмерно пунктуального и опрятного человека; склонного к сквернословию и бахвальству; человека, постоянно стремящегося вызвать сочувствие и жалость к себе.

5. Как трансформировался психоаналитический подход в детском психоанализе (цели, методы, способы коррекции)?

ЗАДАНИЕ 1

Прочитайте отрывок из работы 3. Фрейда «О психоанализе», выделите в тексте специфические для психоанализа понятия, ключевые положения, характерные для этого подхода, обращая внимание на их формулировки. «Отношение ребенка к своим родителям далеко не свободно от сексуального возбуждения, как это показывают непосредственные наблюдения над детьми и позднейшие психоаналитические изыскания у взрослых. Ребенок рассматривает обоих родителей, особенно одного из них, как объект своих эротических желаний. Обычно ребенок следует в данном случае побуждению со стороны родителей, нежность которых имеет очень ясные, хотя и сдерживаемые в отношении своей цели проявления сексуального чувства. Отец, как правило, предпочитает дочь, мать-сына; ребенок реагирует на это, желая быть на месте отца, если это мальчик, и на месте матери, если это девочка. Чувствования, возникающие при этом между родителями и детьми, а также в зависимости от этих последних между братьями и сестрами, бывают не только положительные, нежные, но и отрицательные, враждебные. Возникающий на этом основании комплекс предопределен к скорому вытеснению, но тем не менее он производит со стороны бессознательного очень важное и длительное действие. Мы можем

высказать предположение, что этот комплекс с его производными является основным комплексом всякого невроза, и мы должны быть готовы встретить его не менее действительным и в других областях душевной жизни. Миф о царе Эдипе, который убивает своего отца и женится на своей матери, представляет собой мало измененное проявление инфантильного желания, против которого впоследствии возникает идея инцеста. В основе создания Шекспиром Гамлета лежит тот же комплекс инцеста, только лучше скрытый. В то время, когда ребенком владеет еще не вытесненный основной комплекс, значительная часть его умственных интересов посвящена сексуальным вопросам. Он начинает раздумывать, откуда являются дети, и узнает по доступным ему признакам о действительных фактах больше, чем думают родители. Обыкновенно интерес к вопросам деторождения проявляется вследствие рождения братца или сестрицы. Интерес этот зависит исключительно от боязни материального ущерба, так как ребенок видит в новорожденном только конкурента. Под влиянием тех парциальных влечений, которыми отличается ребенок, он создает несколько инфантильных сексуальных теорий, в которых обоим полам приписываются одинаковые половые органы, зачатие происходит вследствие приема пищи, а рождение - опорожнением через конец кишечника; совокупление ребенок рассматривает как своего рода враждебный акт, как насилие. Но как раз незаконченность его собственной сексуальной конституции и пробел в его сведениях, который заключается в незнании о существовании женского полового канала, заставляет ребенка-исследователя прекратить свою безуспешную работу. Самый факт этого детского исследования, равно как создание различных теорий, оставляет свой след в образовании характера ребенка и дает содержание его будущему неврозному заболеванию.

Совершенно неизбежно и вполне нормально, что ребенок избирает объектом своего первого любовного выбора своих родителей. Но его libido не должно фиксироваться на этих первых объектах, но должно, взяв эти первые объекты за образец, перейти во время окончательного выбора объекта на других лиц. Отщепление ребенка от родителей должно быть неизбежной задачей для того, чтобы социальному положению ребенка не угрожала опасность. В то время, когда вытеснение ведет к выбору среди парциальных влечений, и впоследствии, когда влияние родителей должно уменьшиться, большие задачи предстоят делу воспитания. Это воспитание, несомненно, ведется в настоящее время не всегда так, как следует. Не думайте, что этим разбором сексуальной жизни и психосексуального развития ребенка мы удалились от психоанализа и от лечения неврозных расстройств. Если хотите, психоаналитическое лечение можно определить как продолжение воспитания в смысле устранения остатков детства» (Фрейд 3. О психоанализе // Психология бессознательного: Сб. произв. / Сост. М.Г. Ярошевский. М., 1990. С. 375).

ЗАДАНИЕ 2

Просмотрите книги, периодические издания по психологии последних лет, выберите работу зарубежного или отечественного психолога, автор которой - приверженец психоаналитического подхода.

Прочитайте, обращая внимание на понятийный аппарат.

Какие аспекты психического и личностного развития автор считает

главными?

Обозначьте те практические проблемы психического развития, образования и воспитания, которые предлагается решить в контексте психоаналитической теории.

Приведите свой собственный пример актуальной практической ситуации подобного типа.

Что считаете ценным из прочитанного, что показалось новым, что сомнительным или непонятным?

Подготовьте тезисное сообщение.

Дополнительная литература:

1.Зешарник Б.В. Теории личности в зарубежной психологии. М., 1982. С. 6-12, 30-37.

2. Обухов Я.А. Значение первого года жизни для последующего развития ребенка:

(Обзор концепции Д. Винникотта) // Школа здоровья. 1997. Т. 4. № 1. С. 24-39.

3.Фромм Э. Психоанализ и этика. М., 1993.

4.Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1985. С. 329-345, 377-397.

Изучением психики человека уже не один десяток лет занимаются великие умы, но на многие вопросы ответов до сих пор нет. Что скрывается в глубинах человеческого существа? Почему события, произошедшие когда-то в детстве, по сей день оказывают влияние на людей? Что заставляет нас совершать одни и те же ошибки и мёртвой хваткой держаться за опостылевшие отношения? Где берут своё начало сновидения, и какая информация в них заложена? На эти и множество других вопросов, относительно психической реальности человека, может ответить революционный и поправший собой многие основы психоанализ, созданный выдающимся австрийским учёным, неврологом и психиатром Зигмундом Фрейдом.

Как появился психоанализ?

В самом начале своей деятельности Зигмунд Фрейд успел поработать с выдающимися учёными своего времени – физиологом Эрнстом Брюкке, практикующим гипноз врачом Иосифом Брейером, неврологом Жаном-Маре Шарко и другими. Часть мыслей и идей, которые зародились на этом этапе, Фрейд развивал и в своих дальнейших научных трудах.

Если говорить более конкретно, то ещё молодого тогда Фрейда привлекло то, что некоторые симптомы истерии, проявлявшиеся у больных ею, не могли никак быть интерпретированы с физиологической точки зрения. К примеру, человек мог ничего не чувствовать в одной области тела, несмотря на то, что в соседних областях чувствительность сохранялась. Ещё одним доказательством того, что далеко не все психические процессы могут быть объяснены реакцией человеческой нервной системы или актом его сознания, было наблюдение за поведением людей, которые подвергались гипнозу.

Сегодня все понимают, что если находящемуся под гипнозом человеку внушить приказ что-либо выполнить, после своего пробуждения он бессознательно будет стремиться к его выполнению. А если поинтересоваться у него, почему он хочет это сделать, он сможет привести вполне адекватные объяснения своему поведению. Отсюда и получается, что психика человека имеет свойство самостоятельно создавать объяснения каким-то поступкам, даже если в них нет никакой необходимости.

В современность Зигмунда Фрейда само понимание того, что действиями людей могут управлять скрытые от их сознания причины, стало шокирующим откровением. До исследований Фрейда таких терминов как «подсознательное» или «бессознательное» не было вовсе. И его наблюдения стали отправной точкой в развитии психоанализа – анализа человеческой психики с позиции движущих ею сил, а также причин, последствий и воздействия на последующую жизнь человека и состояние его нервно-психического здоровья опыта, полученного им в прошлом.

Базовые идеи психоанализа

Теория психоанализа зиждется на том утверждении Фрейда, что в психической (если удобнее – душевной) природе человека не может быть непоследовательности и перерывов. Любая мысль, любое желание и любой поступок всегда имеет свою причину, обусловленную сознательным или бессознательным намерением. События, имевшие место в прошлом, влияют на будущие. И даже если человек убеждён, что какие-либо его душевные переживания не имеют оснований, всегда присутствуют скрытые связи между одними событиями и другими.

Исходя из этого, Фрейд разделял психику человека на три отдельные области: область сознания, область предсознания и область бессознательного.

  • К области бессознательного относятся бессознательные инстинкты, никогда не доступные сознанию. Сюда же можно отнести вытесненные из сознания мысли, чувства и переживания, которые воспринимаются сознанием человека как не имеющие права на существование, грязные или запрещённые. Область бессознательного не подчиняется временным рамкам. Например, какие-то воспоминания из детства, вдруг снова попав в сознание, будут такими же интенсивными, как и в момент своего появления.
  • К области предсознания относится часть области бессознательного, способная в любой момент стать доступной для сознания.
  • Область сознания включает в себя всё то, что осознаёт человек в каждый момент своей жизни.

Основными действующими силами человеческой психики, согласно идеям Фрейда, являются именно инстинкты – напряжения, которые направляют человека к какой-либо цели. И эти инстинкты включают в себя два главенствующих:

  • Либидо , являющееся энергией жизни
  • Агрессивная энергия , являющаяся инстинктом смерти

Психоанализ рассматривает, по большей части, либидо, в основе которого лежит сексуальная природа. Оно представляет собой живую энергию, характеристики которой (появление, количество, перемещение, распределение) могут истолковать любые психические расстройства и особенности поведения, мыслей и переживаний индивида.

Личность человека, согласно психоаналитической теории, представлена тремя структурами:

  • Оно (Ид)
  • Я (Эго)
  • Сверх-Я (Супер-Эго)

Оно (Ид) является всем изначально заложенным в человеке – наследственностью, инстинктами. На Ид никак не влияют законы логики. Его характеристики — это хаотичность и неорганизованность. Но Ид воздействует на Я и Сверх-Я. Причём, его воздействие безгранично.

Я (Эго) является той частью личности человека, которая находится в тесном контакте с окружающими его людьми. Эго берёт своё начало из Ид с того самого момента, когда ребёнок начинает осознавать себя как личность. Ид питает Эго, а Эго защищает его, словно оболочка. То, как взаимосвязаны Эго и Ид, легко отобразить на примере потребности в сексе: Ид могло бы осуществить удовлетворение этой потребности посредством прямого сексуального контакта, но Эго решает, когда, где и при каких условиях этот контакт может быть реализован. Эго способно перенаправлять или сдерживать Ид, тем самым являясь гарантом обеспечения физического и душевного здоровья человека, а также его безопасности.

Сверх-Я (Супер-Эго) произрастает из Эго, являясь хранилищем моральных устоев и законов, ограничений и запретов, которые накладываются на личность. Фрейд утверждал, что Сверх-Я выполняет три функции, коими являются:

  • Функция совести
  • Функция самонаблюдения
  • Функция, формирующая идеалы

Оно, Я и Сверх-Я необходимы для совместного достижения одной цели – поддержания равновесия между стремлением, ведущим к увеличению удовольствия, и опасностью, возникающей от неудовольствия.

Возникшая в Оно энергия отражается в Я, а Сверх-Я определяет границы Я. Учитывая то, что требования Оно, Сверх-Я и внешней реальности, к которой должен приспособиться человек, нередко являются противоречивыми, это неизбежно приводит к внутриличностным конфликтам. Решение же конфликтов внутри личности происходит посредством нескольких способов:

  • Сновидения
  • Сублимация
  • Компенсация
  • Блокировка механизмами защиты

Сновидения могут быть отражением желаний, не реализованных в реальной жизни. Сновидения, которые повторяются, могут быть указателями на определённую потребность, которая не была реализована, и которая может служить помехой на пути свободного самовыражения человека и его психологического роста.

Сублимация является перенаправлением энергии либидо на цели, одобряемые обществом. Нередко такими целями выступает творческая, социальная или интеллектуальная деятельность. Сублимация есть форма успешной защиты, а сублимированная энергия создаёт то, что все мы привыкли называть словом «цивилизация».

Состояние тревожности, которое возникает от неудовлетворённого желания, есть возможность нейтрализовать через прямое обращение к проблеме. Так, энергия, которая не может найти выхода, будет направлена на преодоление препятствий, на уменьшение последствий этих препятствий и на компенсацию того, чего не хватает. В качестве примера можно привести идеальный слух, который развивается у слепых или слабовидящих людей. Человеческая психика способна поступить аналогичным образом: к примеру, у человека, страдающего недостатком способностей, но имеющего сильнейшее желание достичь успеха, может развиться непревзойдённая работоспособность или беспримерная напористость.

Однако бывают и такие ситуации, в которых появившееся напряжение может быть искажено или отвергнуто особыми защитными механизмами , такими как гиперкомпенсация, регрессия, проекция, изоляция, рационализация, отрицание, подавление и другими. Например, неразделённую или потерянную любовь можно подавить («Не помню никакой любви»), отвергнуть («Да любви и не было»), рационализировать («Те отношения были ошибкой»), изолировать («Мне не нужна любовь»), спроецировать, приписав другим свои чувства («Люди не умеют любить по-настоящему»), гиперкомпенсировать («Я предпочитаю свободные отношения») и т.д.

Краткое резюме

Психоанализ Зигмунда Фрейда – это величайшая попытка прийти к пониманию и описанию тех составляющих психической жизни человека, которые до Фрейда были непостижимыми. Самим же термином «психоанализ» в настоящее время называют:

  • Научную дисциплину
  • Комплекс мероприятий по исследованию психических процессов
  • Методику лечения нарушений невротического характера

Работа Фрейда и его психоанализ даже сегодня нередко критикуются, однако те понятия, которые он ввёл (Ид, Эго, Супер-Эго, механизмы защиты, сублимация, либидо) понимаются и применяются в наше время как учёными, так и просто образованными людьми. Психоанализ нашёл своё отражение во многих науках (социологии, педагогике, этнографии, антропологии и других), а также в искусстве, литературе и даже кинематографе.

Общий взгляд на проблему

Процесс перехода от всевозможных отклонений, находящихся в пределах нормы, к настоящей патологии происходит плавно и зависит, скорее, от изменений в количественном соотношении, чем от качественных различий. В соответствии с нашими психоаналитическими представлениями, психическое равновесие человека базируется, с одной стороны, на взаимоотношениях его внутренних инстанций, а с другой - на отношении его личности в целом к внешнему миру, т. е. на подверженных постоянным колебаниям связях. Инстинктивная энергия спонтанно возрастает или уменьшается в зависимости от того, какую фазу развития проходит индивид. Так, например, в латентный период происходит ее ослабление, в пубертатности - увеличение, в климаксе также увеличение. Если на инстанции "Я" и "Сверх-Я" оказывается давление, силы "Я" и влияние "Сверх-Я" снижаются подобно тому, как это происходит в состоянии усталости, при физической болезни и в преклонном возрасте. Если из-за потери объекта или других лишений снижаются возможности удовлетворения желаний, их распределение возрастает. В связи с этим 3. Фрейд утверждал, что "мы не в состоянии провести резкую границу между "невротиками" и "нормальными" детьми и взрослыми; "болезнь" - это чисто практическое суммарное понятие, и необходимо, чтобы сошлись предрасположение и переживание и достигли такого суммирования, которого будет достаточно для преодоления определенного порога. Таким образом, все время множество индивидов переходят из класса здоровых в класс невротических больных, хотя гораздо меньшее их количество проделывает этот путь в обратном направлении..." (1909 г.).

Поскольку эти положения справедливы для человека любого возраста, "для детей так же, как и для взрослых", то границу между здоровым и больным, нормальным и ненормальным в первом случае провести не проще и не сложнее, чем во втором. Описанная выше картина сущности детской природы показывает, что соотношение сил между "Оно" и "Я" находится в постоянном колебании, что приспособление и защита, благоприятные и болезненные влияния проникают друг в друга, что каждое продвижение от одной ступени развития к другой несет с собой опасность остановок, задержек, фиксаций и регрессий, что инстинкт и "Я" развиваются различными темпами и потому могут вносить беспорядок в движение по отдельным линиям развития что временные регрессии могут превращаться в продолжительные состояния наконец то, что вряд ли возможно оценить количество отрицательно влияющих факторов, которые подрывают или нарушают психическое равновесие.

Имеющиеся на данный момент системы классификации мало чем могут помочь диагносту, который обязан разобраться в этих явлениях, а поэтому он находится в весьма затруднительном положении.

В настоящее время детский анализ продвигается в самых разных направлениях. Создав, несмотря на многочисленные трудности и препятствия, собственные предписания, техника детского анализа в значительной степени освободилась от основных правил анализа взрослых. Были сделаны теоретические открытия, которые являются новым вкладом в аналитические знания, поскольку идут дальше простого подтверждения материалов, реконструированных у взрослых. Только когда речь заходит о классификации явлений, детский аналитик продолжает пользоваться диагнозами, которые приняты во взрослом анализе, психиатрии и криминологии, занимая, таким образом, консервативную позицию и перенимая для своей работы давно устоявшиеся формы, которых явно недостаточно для постановки правильного диагноза, прогноза и выбора метода лечения, поскольку они плохо подходят для условий современной психопатологии детства.

Отличия описательных и метапсихологических способов мышления

Описательный способ мышления при классификации как детских, так и взрослых нарушений противоречит способу мышления метапсихологическому, поскольку первый основывается на сходстве и различии проявляющихся симптомов, а второй - на сравнении скрытых причин, стоящих за ними. Лишь на первый взгляд классификация состояний болезни в описании кажется удовлетворительной. На самом деле речь в данном случае идет вовсе не об углублении представлений и не о нахождении существенных различий между отдельными состояниями, так необходимых нам. Поэтому аналитик, который довольствуется подобным видом диагностического мышления, неминуемо внесет путаницу в собственные, построенные на иных принципах, терапевтические и клинические взгляды и окажется в заблуждении.

Докажем это на примерах: приступы ярости, страсть к путешествиям, страх разлучения и т. п. являются диагностическими терминами, объединяющими под одним названием самые разные состояния болезни (клинические картины), которые по проявленному поведению и симптомам похожи или даже идентичны, но требуют совершенно различного терапевтического воздействия, поскольку принадлежат к абсолютно разным аналитическим категориям по своей метапсихологической структуре.

Так явление, которое называется приступом ярости у детей, имеет три совершенно различных смысла. Например, для самых маленьких обычно они означают не более чем соответствующий этому возрасту моторно-аффективный процесс отвода инстинктивных возбуждений, для которых возможности иного выхода пока не существует. Этот симптом исчезает сам по себе без лечения, как только "Я" ребенка созреет настолько, что для инстинктивных процессов (особенно в речи) откроются другие возможности замещения. Но те же самые симптомы могут означать и то, что проявления ненависти и агрессии против объективного мира не могут проявиться во всей полноте и потому направляются обратно на собственное тело ребенка и доступные ему предметы (самовредительство, битье "головой об стену", поломка мебели и т. п.). В данном случае перенесенный аффект должен стать осознанным, должны снова образоваться связи с его причинной целью. Третий вариант трактовки подобных симптомов заключается в том, что предполагаемая ярость в действительности является приступом страха. Если фобичным детям что-то мешает осуществлять их защитные действия или избегания (подавление агорафобии при появлении фобии от посещения школы), они реагируют на это бурными вспышками страха, которые неквалифицированный наблюдатель может не отличить от обычных приступов ярости и бешенства, восприняв их как проявление агрессии. Однако в отличие от последних, такие состояния можно ликвидировать лишь двумя видами мероприятий - путем восстановления фобической защиты, т. е. избегания вызывающих страх обстоятельств, или путем аналитического определения причин страха, их истолкования и разрешения.

Примерно то же можно сказать о так называемом странствовании детей (бродяжничество, побеги из дому, школьные "прогулы" и т. п.). Мы находим один и тот же симптом при различных обстоятельствах и в различных интерпретациях. Некоторые дети убегают из дома в том случае, если подвергаются в семье жестокому обращению или их либидозная привязанность к семье необычайно слаба; некоторые пропускают школьные занятия (блуждают вместо этого по улице), если боятся учителей или товарищей по классу, плохо учатся или хотят избежать порицаний и наказаний. В обоих этих случаях причина симптома является внешней и может быть устранена изменением внешних условий жизни. У других детей причина того же самого симптома находится в жизни внутренней. Они попадают под влияние бессознательного побуждения и обычно стараются найти в прошлом объект любви. С точки зрения описания верно, что они "убегают", но метапсихологически их странствование целенаправленно, даже если поставленная со стороны "Оно" перед ними цель является ничем иным, как воплощением желаний. В таких случаях для терапии необходимо внутреннее изменение путем аналитического толкования и перевода неосознанного желания в сознательное, а любое внешнее вмешательство успеха не будет иметь.

Несмотря на то, что против весьма часто встречающегося диагноза страха разлучения можно выдвинуть похожие возражения, пока мало что можно возразить против его теперешнего использования во многих детских клиниках, где без оговорок так же обозначаются самые различные состояния. Хотя с метапсихологической точки зрения не существует никакого сходства между страхом разлучения у маленьких детей и школьным страхом детей латентных или ностальгией оторванных от своих семей и живущих в интернате детей. В первом случае речь идет о нарушении биологически оправданной потребности (единство с матерью), на которое ребенок отвечает страхом и отчаянием; в данном случае ничто не может помочь лучше, чем воссоединение с матерью или, как минимум, введение заменяющей ее персоны. Во втором случае причина страха кроется в эмоциональной амбивалентности ребенка. В присутствии родителей любовь и ненависть уравновешивают друг друга, в их отсутствие усиливается опасение, что враждебные силы желания смерти родителям могут действительно принести им вред, и ребенок стремится спасти их от самого себя, цепляется за родителей. В данном случае симптом может отступить только перед аналитическим пониманием эмоционального конфликта, а воссоединение с родителями или беспрепятственное совместное пребывание с ними будет лишь поверхностным успокоением.

Для аналитического мышления и терапевтических действий описания проявляющейся симптоматологии в данном и подобных ему случаях явно недостаточно.

Различия диагностической терминологии в случаях с детьми и взрослыми

С одной стороны, употребляемые нами диагностические обозначения, относящиеся к различным психическим нарушениям во взрослой жизни, не имеют никакого отношения к многочисленным видам и разновидностям нарушений развития, а с другой - к отличию генетически обусловленных симптомов от обусловленных конфликтно. Однако в области детской психопатологии такие непосредственные различия играют первостепенную роль. Так, вне зависимости от ступени развития, на которой они проявляются, невозможно рассматривать как полностью нормальные или ненормальные такие явления, как ложь или жульничество, агрессия или стремление к разрушению, извращенные занятия и т. п.

Ложь

Вопрос может заключаться в том, как определить момент, после которого можно с уверенностью сказать, что ребенок "лжет", т. е. фальсификация правды принимает у него характер симптома и входит в противоречие с тем, чего от ребенка ожидают окружающие. Разумеется, потребность в правде, как ее понимаем мы, появляется лишь после прохождения им ряда предварительных ступеней развития и не присутствует у ребенка с самого его рождения. Нет ничего неестественного в том, что маленький ребенок отдает предпочтение тому, что вызывает приятные ощущения, пренебрегая всем неприятным и отказываясь воспринимать навязываемые ему раздражители, вызывающие чувство дискомфорта и страх. Значит, в данном случае он ведет себя точно так же, как более старшие дети или взрослые при обмане. Но детскому аналитику (или диагносту) необходимо понимать разницу между примитивным отношением к правде в раннем возрасте, обусловленным господством принципа удовольствия и первичного процесса над ребенком, и более поздними симптомами лжи. Аналитик вправе пользоваться термином "ложь", лишь когда достигают определенной зрелости принцип реальности и рациональное мышление, а ребенок, несмотря на это, продолжает фальсифицировать правду.

У некоторых детей замедлен процесс созревания этих функций "Я", а поэтому даже в старшем возрасте они продолжают лгать. У других "Я" развиваются соответственно их возрасту, но вследствие каких-то неудач и разочарований они отступают на предшествующие примитивные ступени развития. Это относится к лгунам-фантазерам, которые пытаются защититься от реальных неприятностей при помощи инфантильных методов исполнения желаний. На противоположном конце ряда находятся дети, чьи функции "Я" сами по себе нормальны, но для уклонения от правды имеются причины, отличные от обусловленных генетически. В данном случае мотивами могут быть страх перед взрослыми, перед порицаниями и наказаниями, а также жадность, мания величия и т. п. Совершенно очевидно, что именно этими последними примерами "диссоциальной" лжи имеет смысл ограничить употребление термина "ложь".

В детской аналитической практике данное явление чаще всего встречается не в чистом виде, а в смешанной форме, состоящей из отречений, лжи-фантазии и лжи диссоциальной. Таким образом, у диагноста существует возможность разграничить отдельные составные элементы и определить вклад в симптомообразование, соответствующий как процессам созревания и развития, так и переживаниям.

Воровство

Как и в случае с ложью, прежде чем данный термин сможет получить диагностическое значение, должны быть пройдены определенные генетические ступени развития.

Стремление детей присвоить себе все, на что направлено их желание, обычно приписывают "оральной жадности" данного периода. Но при внимательном рассмотрении это поведение объясняется двояко: оно также соответствует принципу удовольствия, вследствие которого ребенок, не задумываясь, присваивает себе все, что доставляет удовольствие, и так же автоматически предоставляет внешнему миру все, что вызывает неприятности. Соответствует оно и свойственной возрасту неспособности различать себя и объект. Как нам известно, грудной или маленький ребенок обращается с телом матери, словно оно его собственное, играет с ее пальцами и волосами не иначе, как при аутоэротике, или предоставляет ей для игры части собственного тела. То, что маленькие дети могут попеременно подносить ложку к своему рту и ко рту матери, часто неправильно интерпретируется в виде спонтанно возникающего раннего великодушия, хотя на самом деле это является следствием отсутствия границ "Я" и ничем иным. Именно эта неразбериха между "Я" и объектным миром, которая приводит к готовности отдавать, превращает каждого малыша в грозу для чужой собственности, несмотря на всю его невинность.

Поначалу в понимании ребенка отсутствует представление о "моем" и "твоем", в последующей жизни являющееся основой честности. Развивается оно очень медленно и поэтапно, при постепенном увеличении самостоятельности "Я". Первым делом ребенку начинает принадлежать собственное тело ("Я" - тело), затем родители, потом - заполненные пока еще смешением нарциссического и объектного либидо переходные объекты. Вместе с чувством собственности в ребенке возникает и склонность защищать изо всех сил свое достояние от любого воздействия извне. Дети понимают, что значит "лишиться" своего намного раньше, чем они приобретают способность считаться с чужой собственностью. Чтобы он осознал это, необходимо понимание того, что окружающие люди берегут свою собственность не меньше, чем он свою. А такое понимание может возникнуть лишь при условии дальнейшего расширения и углубления отношений с внешним миром.

Но, с другой стороны, развития понятий "мой" и "твой" недостаточно для решающего воздействия на поведение ребенка; этому противостоят мощные стремления к присвоению собственности. К воровству его склоняют: оральная жадность, анальногенные тенденции иметь, удерживать, собирать и накапливать, потребность в фаллических символах. Основы же честности закладываются с помощью воспитательных воздействий и следующих за ними требованиями "Сверх-Я", находящимися в постоянном и нелегком противодействии "Я".

Можно или нет диагностически и с социальной точки зрения обозначить ребенка словом "вор", указывая на то, что он "жульничает", зависит в итоге от многих условий. Подобное отдельное действие может быть спровоцировано задержкой детского "Я" на пути достижения своей самостоятельности, недостаточно сформированными объектными отношениями между внешним миром и "Я", слишком инфантильным "Сверх-Я". Из-за таких причин жульничают неразвитые и умственно отсталые дети. Если же развитие протекает нормально, то подобные действия могут быть обусловлены временными регрессиями. В таких случаях жульничество является временным явлением и исчезает при дальнейшем развитии. Продолжительные регрессии в каждом из указанных отношений приводят к жульничеству как компромиссному образованию в виде невротического симптома. Если ребенок жульничает из-за того, что его "Я" не в состоянии господствовать над нормальными, соответствующими возрасту желаниями присвоения, то такие действия говорят о недостаточном приспособлении его к моральным требованиям внешнего мира и являются "диссоциальным" симптомом.

На практике, как и в случае с ложью, этиологические смешанные образования встречаются чаще описанных выше чистых форм; обычно мы имеем дело с комбинированными следствиями задержек в развитии, регрессий и дефектов "Я" и "Сверх-Я" вместе взятых. В конечном результате все жульничество возвращается к причинному единству "моего" и "твоего", себя самого и объекта, доказательством чему может служить тот факт, что все диссоциальные дети прежде всего крадут у своей матери.

Критерии для оценки тяжести заболевания

Сомнений в том, легкомысленно или серьезно следует относиться к происходящим в детстве психическим нарушениям, не возникает. Во взрослой жизни в подобных случаях мы исходим прежде всего из трех критериев: 1) картины симптома; 2) силы субъективного страдания; 3) степени нарушений жизненно важных функций. Ни одна из этих точек зрения не может быть приемлема для детской жизни по вполне очевидным причинам.

1. Как мы уже знаем, симптомы в годы развития означают не то же самое, что позже, когда по ним мы "ориентируемся при постановке диагноза" (3. Фрейд, 1916- 1917 гг.). Далеко не всегда (как это бывает позже) детские задержки, симптомы и страхи являются результатом патологических влияний. Часто это просто сопутствующие явления нормальных процессов развития. Независимо от количества чрезмерных требований, которые определенная фаза развития ставит перед ребенком, все равно могут встречаться симптомообразные явления, которые при разумном окружении исчезают, как только произойдет приспособление к новой ступени или будет пройден ее пик. Сколько бы мы ни исследовали эти явления, даже такие мгновенные нарушения нелегко понять: они соответствуют предостережениям об уязвимости ребенка. Часто они исчезают лишь внешне, т. е. могут возникнуть снова в виде новых нарушений на следующей ступени развития, оставляют после себя шрамы, которые могут служить исходными точками для более позднего симптомного образования. Но все же остается верным утверждение, что в детской жизни иногда даже очевидно серьезные симптомы могут исчезнуть. Часто, как только родители обращаются в клинику, фобические избегания, навязчивая невротическая осторожность, нарушения сна и питания отвергаются ребенком просто из-за того, что диагностические исследования вызывают у них больше страха, чем лежащие в их основе фантазии. Именно поэтому симптоматология изменяется или исчезает вскоре после начала или во время лечения. Но в конечном итоге симптоматологическое улучшение что-то значит для ребенка даже меньше, чем для взрослых.

2. Примерно так же обстоит дело с субъективным страданием. Взрослые принимают решение о лечении, если душевное страдание от болезни становится невыносимым. Этого нельзя сказать о детях, так как фактор страдания у них сам по себе мало говорит о тяжести психического нарушения или наличии его. Дети меньше, чем взрослые, страдают от своих симптомов, за исключением состояний страха, который тяжело переносится ребенком. Так, например, служащие уклонению от страха и неудовольствия фобические и навязчивые невротические меры для ребенка вполне желанны, а соответствующие им ограничения нормальной жизни больше мешают взрослому окружению, чем самому пациенту. Нарушение питания и отказ от пищи, нарушения сна, припадки бешенства и т. п. с позиции ребенка оправданны и только в глазах матери являются нежелательными явлениями. Ребенок страдает от них лишь до тех пор, пока окружающий мир препятствует ему проявлять их во всей полноте, и потому источник страданий видит во вмешательстве взрослых, а не в самом симптоме. Даже такие постыдные симптомы, как ночное недержание мочи и кала, иногда самим ребенком рассматриваются как несущественные. Невротические задержки часто приводят к отводу всего либидо от вызывающей страх деятельности и тем самым к ограничению интересов "Я", которое скрывает утрату активности и стремления к выгоде. Дети с явно выраженными нарушениями - аутистичные, психотичные или умственно отсталые - доставляют большие страдания родителям, так как практически не ощущают своего нарушенного состояния.

Иные основания также не дают возможности определить тяжесть психического нарушения. От своей психопатологии дети страдают гораздо меньше, чем от генетически обусловленных обстоятельств, таких как отказы, требования и трудности приспособления, которые вызваны зависимостью от объективного мира и незрелостью их психического аппарата. Источниками страха и неприятностей в раннем детстве являются неспособность удовлетворить собственные телесные потребности и инстинктивные желания, нежелание разлучения, неминуемые разочарования в нереальных ожиданиях; на следующей (эдипальной) фазе - это ревность, соперничество и страх кастрации. Даже самые нормальные дети не могут быть долго "счастливыми", а поэтому нередки у них слезы, гнев и ярость. Чем лучше развивается ребенок, тем более аффективно отвечает он на проявления повседневной жизни. Мы не вправе ожидать также, что дети, подобно взрослым, естественным образом овладеют своими эмоциями, поддадутся их влиянию, осознают их и смирятся с обстоятельствами. Напротив, когда мы наблюдаем подобную уступчивость, то начинаем подозревать, что с ребенком что-то не в порядке, и предполагаем либо органическое повреждение, либо задержку в развитии "Я", либо чрезмерную пассивность в инстинктивной жизни. Маленькие дети, которые без протеста расстаются с родителями, вероятнее всего из-за внутренних или внешних причин, недостаточно связаны с ними либидоносно. Дети, для которых потеря любви не является помехой, могут находиться в состоянии аутического развития. Если отсутствует чувство стыда, то не развивается "Сверх-Я": вынужденной платой, которую каждый индивид должен заплатить за высшее развитие собственной личности, являются болезненные внутренние конфликты.

Мы должны признать, что чувство субъективного страдания, как ни парадоксально это звучит, имеется у каждого нормального ребенка, и само по себе не является основанием для патологического развития.

3. Обманчив также и третий, решающий для взрослых фактор нарушения достижений в детской практике. Выше уже отмечалось, что достижения в детском возрасте не постоянны, а изменяются вследствие временных регрессий от ступени к ступени, от генетического направления к генетическому направлению, день ото дня, от часа к часу. Не существует твердых критериев для оценки того, когда колебания между прогрессом и регрессом можно считать явлениями нормальной жизни. Даже когда ухудшение функции длится очень долго и внешнее окружение начинает беспокоиться, характеризовать на таком основании ребенка как "задержанного" или "отставшего", диагностически рискованно.

Нам также неизвестно и то, какое из детских достижений имеет право называться "жизненно важным". Несмотря на то, что игры, учеба, свободная деятельность фантазии, тепло объективных отношений, способность к приспособлению являются для ребенка очень важными, с такими фундаментальными понятиями, как "способность любить" и "работоспособность", по значительности их нельзя даже сравнивать. Возвращаясь к более ранней своей гипотезе (1945 г.), я повторю утверждение, что только способность нормально развиваться, проходить намеченные по плану ступени, формировать все стороны личности и выполнять соответствующим образом требования внешнего мира заслуживает определения "жизненно важной" для детской жизни. Пока эти процессы проходят относительно без помех, за возникающие симптомы мы можем не волноваться. Потребность в лечении возникает у ребенка лишь тогда, когда это развитие начинает тормозиться.

Процессы развития в качестве диагностических критериев

На современном этапе для понимания детских нарушений явно недостаточно диагностических категорий, в основе которых лежат точки зрения, отличные от генетикопсихологических. Лишь когда диагност освободится от них, он сможет отвлечься от симптоматологии и приступить к исследованию того, каких генетических ступеней достиг его пациент относительно "Оно", "Я" и "Сверх-Я", насколько продвинулась структурация его личности, т. е. процесс обособления этих внутренних инстанций друг от друга; находятся ли еще психические явления под господствующим воздействием первичного процесса или уже в стадии вторичного процесса и принципа реальности; соответствует ли в целом развитие ребенка его возрасту, "созревает раньше" или "отстает", а если да, то в каком отношении; как сильно патология затронула или угрожает затронуть процессы развития; присутствует ли в процессе развития регресс, и если да, то когда, в каком объеме и до каких пунктов фиксации.

Только такое обследование дает возможность оценить влияние важных факторов на психопатологию детства, увязать друг с другом нормальные процессы развития, отклонения от них и нарушения психического здоровья.

Рассогласования в развитии "Оно" и "Я"

Мы вправе ожидать, что патологические последствия сказываются тогда, когда различные части личности развиваются с различной скоростью. Самый известный клинический пример подобного рода - это этиология навязчивого невроза, где "Я" и "Сверх-Я" в своем формировании опережают продвижения вперед в жизни инстинктивной. По этой причине высокие моральные и эстетические качества совпадают с относительно примитивными инстинктивными побуждениями и фантазиями. Это вызывает конфликты, побуждающие "Я" к навязчивым и также конфликтным действиям. Согласно 3. Фрейду: "Не знаю, насколько это будет выглядеть рискованно, если... выскажу предположение, что временное опережение развития "Я" по отношению к развитию либидо должно вызывать предрасположенность к навязчивому неврозу" (1913 г.). К такому результату, как будет показано ниже, может привести и более поздняя регрессия.

Не реже, а, возможно, даже чаще, встречается сегодня процесс обратный - замедление развития инстанции "Я" при нормальном или преждевременном инстинктивном развитии. Объектные отношения, так же, как и функции "Сверх-Я", у таких "аутических" и пограничных детей слишком недоразвиты, чтобы иметь возможность держать под контролем первичные и агрессивные побуждения. Вследствие этого на анально-садистической стадии отсутствует способность нейтрализовать либидо и агрессию, создавать важные для характера реакционные образования и сублимации; на фаллической стадии отсутствуют вклады со стороны "Я" в организацию эдипальных объектных отношений; в пубертатности "Я" приходит к сексуальной зрелости без предшествующей ей на генитальной стадии способности формировать эмоциональные образования.

Исходя из этого можно сделать вывод (Михаэлс, 1955 г.), что преждевременное развитие "Я" ведет к внутренним конфликтам и, как следствие их, к неврозам; преждевременное инстинктивное развитие приводит к дефектному и инстинктивному образованию характера.

Рассогласования между генетическими линиями

Как было показано выше, рассогласования между генетическими линиями находятся в пределах нормы и становится исходным пунктом для нарушений лишь тогда, когда превосходят результаты ожидания.

Если такое происходит, то одинаково беспомощными чувствуют себя и родители, и учителя. Подобные дети превращаются в невыносимых членов семьи, мешают другим в школьном классе, в детских играх они постоянно ищут ссор, нежеланны в любом обществе, повсюду вызывают возмущение и при этом, как правило, несчастны и недовольны сами собой.

Они не подходят также ни под одну из обычных диагностических категорий клинического исследования, и лишь при рассмотрении с точки зрения генетических линий можно понять их аномальность.

Также нам стало понятно, что достигнутые ступени на различных линиях развития никак друг с другом не взаимосвязаны. Высокое умственное развитие может сочетаться не только с плохими результатами в интеллектуальной области, но и с самыми низкими ступенями на пути к эмоциональной зрелости, телесной самостоятельности и социальным отношениям со старшими товарищами. Подобные рассогласования приводят к искусственно рационализированному инстинктивному поведению, к чрезмерным фантазиям, неудачам в воспитании опрятности, иными словами, к смешанной симптоматологии, трудноразличимой по своей этиологии. Обычно подобные случаи квалифицируются в описательных диагнозах как "предпсихотичные" или "пограничные".

Рассогласование встречается и между линией от игры к работе, на которой происходит задержка развития ребенка, и линией к эмоциональной зрелости, социальному приспособлению и телесной самостоятельности, на которой продвижение вполне соответствует возрасту. Такие дети поступают на клиническое исследование из-за неудач в учебе, которые нельзя объяснить ни их умственным развитием, ни их школьным поведением, которое до определенной поры остается вполне адекватным. В таких случаях внимание исследователя должно сконцентрироваться именно на той области, где нет ожидаемых соответствий между "Оно" и "Я" на специфической линии развития - на переходе от принципа удовольствия к принципу реальности, на недостаточном овладении и модификации прегенитальных стремлений, на запоздалом смещении удовольствия от успешного решения задач на том, во всех или только отдельных направлениях присутствует регресс и т. д.

Подобные случаи в описательном диагнозе именуются либо как "интеллектуальные нарушения", что в корне неверно, либо, отвечая лишь внешней стороне явления, как "недостаточная концентрация".

Патогенные (постоянные) регрессии и их последствия

Как отмечалось выше, регрессии безвредны и даже желательны, пока они являются преходящими (достигнутый до них уровень развития может быть вновь достигнут спонтанно). Патогенными они становятся в том случае, если причиненное ими повреждение само по себе вызывает новообразование внутри личности, а значит, следствия их достаточно продолжительны для этого по времени.

В любых частях психического аппарата возможно появление регрессий обоих видов.

Косвенно ухудшается состояние инстинктивных производных, если регрессия начинается в "Я" или "Сверх-Я", опуская достижения обоих структур на более низкий уровень. Такие повреждения в "Я" и "Сверх-Я" имеют отрицательные последствия для овладения инстинктами, нарушают защитную способность и вызывают прорывы со стороны "Оно" в организацию "Я", которые ведут к инстинктивности, эмоциональным вспышкам и иррациональному поведению, изменяют до неузнаваемости картину характера ребенка. Обычно при исследовании раскрывается, что причинами такого падения личности являются переживания, которые не смогло преодолеть "Я" (страх разлучения, болезненные отказы со стороны объекта любви, разочарования в объекте, приводящие к распаду идентификаций (Джекобсон, 1946 г.) и т. п.), и поэтому они нашли воплощение в фантазии.

Вторая возможность заключается в том, что регрессия начинается со стороны "Оно", и инстанции "Я" противостоят непосредственным примитивным инстинктивным производным, с которыми они вынуждены заново сталкиваться каким-либо образом.

Подобное столкновение может заключаться в том, что инстинктивная регрессия сама вызывает регрессии "Я" и "Сверх-Я", т. е. "Я" начинает снижать свои требования, чтобы сохранить согласие с инстинктом. Внутреннее равновесие в таком случае сохраняется, и последствия инстинктивной регрессии по отношению к "Я" оправданны. Но за такое новообразование приходится платить снижением по направлению к инфантилизму, диссоциальности и инстинктивности личности в целом. Глубина патологического нарушения зависит от того, насколько сильны возвратные движения в инстинкте и в "Я", до какого пункта фиксации доходят последние, какие из достижений "Я" сохраняются при этом, и на каком генетическом уровне вновь приходит в равновесие подобный внутренний переворот.

Конфронтация между "Я" и деградированным инстинктом может принимать и обратные формы, более известные нам из анализа. Если "Я" и "Сверх-Я" достигает у детей высокого развития раньше времени, то образуется так называемая вторичная автономия достижений "Я" (Гартман, 1950 г.) - такая степень независимости от инстинктивной жизни, которая дает им возможность отторгнуть от себя инстинктивные регрессии как враждебные "Я". Такие дети, вместо того чтобы следовать за вновь всплывшими прегенитальными и агрессивными импульсами и допускать соответствующие им фантазии в сознание, развивают страх, укрепляют инстинктивную защиту и, если это не удается, находят себе убежище в компромиссе между инстинктом и "Я". В подобных случаях мы наблюдаем ведущие к симптомообразованию внутренние конфликты, на основе которых возникают истерический страх, фобии, ночные кошмары, навязчивые симптомы, церемониалы, задержки и прочие характерные инфантильные неврозы.

В клинической работе с мальчиками, которые вследствие страха кастрации деградировали с фаллической (эдипальной) на анально-садистическую ступень, мы находим яркие примеры различия между оправданными и враждебными по отношению к "Я" последствиями инстинктивной регрессии.

Мальчики с отклонениями первого рода, у которых втянуты в обратное движение "Я" и "Сверх-Я", становятся менее опрятными и более агрессивными, чем прежде, либо возвращаются к большей зависимости от матерей (теряют самостоятельность), превращаются в пассивных и утрачивают мужественность. Иными словами, они снова развивают наклонности и свойства, которые характерны для прегенитальной сексуальности и агрессивности рассматриваемого пункта фиксации без внутреннего противоречия.

У детей с отклонениями второго рода, когда сформированного "Я" вполне достаточно для защиты с помощью страха и чувства вины от последствий инстинктивной регрессии, специфическое патологическое следствие зависит от того, против какого инстинктивного элемента сильнее всего проявляется протест их "Я". В тех случаях, когда инстанциями "Я" одинаково энергично отражаются проявления анальности, садизма и пассивности, симптоматология распространена глубже всего. Когда осуждение "Я" направлено только против неаккуратности, возникает чрезмерная опрятность, навязчивое стремление к умыванию и т. д. Когда в первую очередь отражаются проявления агрессии и садизма, в качестве следствия подавляются собственные достижения и появляется неспособность к соперничеству. Когда больше всего опасаются за пассивно-феминистические стремления, возникает повышенный страх кастрации или некомпенсированная агрессивная мужественность. Во всех случаях последствия - симптомы или характеры - являются невротическими.

Стоит отметить, что из аналитического опыта работы со взрослыми известно, что при неврозах в конечном итоге "Я" также подлежит разнообразным регрессиям. Особенно на низкий уровень функцию "Я" сводят отречение, магическое мышление, пассивность и другие навязчиво-невротические защитные формы. Однако этот вид регрессии "Я" является следствием крушения, а не его причиной; в данном случае снижение имеет отношение лишь к достижениям "Я", а требования "Сверх-Я" остаются без нарушений. Скорее, наоборот, невротическое "Я" делает все возможное для того, чтобы выполнять требования "Сверх-Я".

Конфликты и тревога при постановке диагноза

На пути от причинного единства личности к ее композиции из инстанций "Оно", "Я", "Сверх-Я" и структуры личности каждый индивид в ходе нормального развития проходит ряд фаз. В первую очередь, недифференцированная до этого психическая масса подразделяется на "Оно" и "Я", т. е. на две области действия, у которых различные цели, намерения и методы функционирования. За первым разделением следует вторая стадия в "Я", т. е. подразделение этой инстанции на собственно "Я" и на стоящие над ним "Сверх-Я" и идеал "Я", которые выполняют критическую и руководящую функции по отношению к "Я".

В исследовании при помощи двояко проявляющихся явлений, а именно по особому виду конфликтов и сопряженных с ними страхов, можно установить, насколько далеко вперед зашел или, наоборот, отстал ребенок по этому пути.

В детстве мы различаем три вида конфликтов: внешний, глубоко осознанный и внутренний.

Внешние конфликты, происходящие между целостной личностью ребенка и объектным миром, возникают каждый раз, когда окружающий мир вторгается и мешает побуждениям ребенка, откладывая, ограничивая или запрещая их осуществление. Пока ребенок не овладеет своими инстинктивными побуждениями, т. е. пока его "Я" совпадает с "Оно" и между ними еще не установились барьеры, преодолеть подобные воздействия окружающего мира он не в состоянии. Внешние конфликты - это отличительная черта детства, периода незрелости; мы вправе характеризовать индивида как "инфантильного", если они остаются или регрессивно возрождаются в более позднее время. Существуют различные виды страхов, связанных с этой формой конфликта и доказывающих его существование, которые отличаются в зависимости от возраста и уровня развития ребенка; общим для них является то, что источники их расположены во внешнем мире. Их постадийная последовательность во времени выглядит приблизительно следующим образом: страх смерти с утратой материнской заботы (страх разлучения, страх утраты объекта в период биологического единства матери и ребенка), страх утраты любви (после установления константного любовного отношения к объекту), страх перед критикой и наказанием (во время анально-садистической фазы, на которой ребенок проецирует свою собственную агрессию на родителей, от чего страх перед ними увеличивается), страх кастрации (на фаллическо-эдипальной фазе).

Второй вид конфликтов - глубоко осознанные. Они появляются после того, как ребенок посредством идентификации с родителями превращает их требования в свои собственные, а его "Сверх-Я" уже в большей мере воспринимает родительский авторитет. Конфликты, возникающие в вопросах исполнения желаний или отказов, мало отличаются от конфликтов предыдущего вида. Однако столкновения и рассогласования в данном случае происходят уже не внешне между ребенком и объектом, а в его внутренней жизни между психическими инстанциями, где на долю "Я" выпадает разрешение спора между инстинктивным желанием и требованием "Сверх-Я" в виде чувства вины. Пока чувство вины не исчезает, у исследующего аналитика не возникает сомнений в том, что ребенок достиг "Сверх-Я", создав ступени в "Я".

Третий вид конфликтов - внутренние конфликты. В основном, они отличаются тем, что внешний мир не играет для них никакой - ни прямой, как у внешних конфликтов, ни косвенной, как у осознанных, - роли. Внутренние конфликты возникают из-за обусловленных генетически отношений между "Оно" и "Я" и различия в их организации. Инстинктивные производные и аффекты противоположного рода, такие как любовь и ненависть, активность и пассивность, мужественность и женственность, сосуществуют без вражды друг с другом до тех пор, пока "Оно" и первичный процесс владеют психическим аппаратом. Они становятся невыносимыми друг для друга и приходят к конфликту, как только "Я" созревает и пытается при помощи синтетической функции включить в свою организацию сопротивляющиеся содержания. Даже там, где содержание "Оно" не сопротивляется качественно, а лишь усиливается количественно, это воспринимается "Я" в виде угрозы и приводит к внутреннему конфликту. Это приводит к возникновению страхов особого рода, угрожающих психическому равновесию индивида особым образом. Но, в отличие от страха перед внешним миром или чувства вины, они рождаются в глубине и обычно свое присутствие выдают не во время диагностического обследования, а только в ходе аналитического лечения.

Изложенное выше разделение конфликтов и страхов на внешние, осознанные и внутренние существенно помогает диагносту в классификации и оценке их силы конфликтов, обусловленных детскими нарушениями. Это также объясняет, почему в некоторых случаях для выздоровления достаточно изменений во внешних условиях жизни (случаи первого рода, когда на конфликты патогенно влияет внешний мир), почему требующие аналитической помощи случаи второго рода с причиной болезни, заключающейся в осознанных внутренних конфликтах, без особого труда поддаются изменениям, и почему в случаях третьего рода, когда мы имеем дело с внутренними инстинктивными конфликтами, требуются особенно сложные действия и весьма продолжительные аналитические усилия (согласно 3. Фрейду, 1937 г. - "бесконечные" анализы).

Общие характеристики и их значение для диагнозов и прогнозов

Чтобы удовлетворить ожидания, аналитик должен не только определить существующие в настоящем детские нарушения и восстановить картину их протекания в прошлом, но и предельно по максимуму предсказать перспективы лечения, означающие восстановление психического здоровья и поддержание его. Такой взгляд в будущее невозможен без описанных подробностей процессов развития, а также без определения личностных свойств, оказывающих решающее влияние на поддержание или нарушение психического равновесия, источник которых стоит искать либо во врожденной конституции, либо в самых ранних переживаниях индивида. Эти свойства являются отличительным признаком "Я" индивида, поскольку "Я" играет роль посредника между внешним миром и личностью, ее внутренними инстанциями. Такие из них, как установка "Я" на неудовольствие и лишение, способность к сублимации, установка на страх, исправность процесса развития и другие прогрессивные тенденции, имеют самое большое значение.

Преодоление неудовольствия (способность к фрустрации) и склонность к сублимации

От того, в каком объеме "Я" ребенка способно вынести лишение, т. е. преодолеть вызванное обстоятельствами неудовольствие, во многом зависят шансы ребенка остаться (или стать) психически здоровым. Возможно, ни у кого индивидуальные различия не проявляются сильнее, чем у самых маленьких. Некоторые дети не выносят любую отсрочку, любое ограничение в удовлетворении инстинктивного желания и отвечают всеми проявлениями гнева, ярости, неудовольствия и нетерпения, замещающие удовлетворения отвергаются ими как недостаточные. После этого ничто, кроме выполнения первоначального желания, не может их удовлетворить. Обычно такие сопротивления подчинению часто неизбежной необходимости начинаются уже в младенческом возрасте и проявляются сначала в области оральных желаний, а затем распространяются на другие области и на более позднее время. Но есть дети, которых, в отличие от первых, гораздо легче удовлетворить. Одинаковые инстинктивные ограничения они переносят без подобного возмущения, охотнее принимают замещающие удовлетворения, которые уменьшают желания, и обычно сохраняют на более поздние годы эти рано приобретенные установки.

У диагностов не возникает сомнений в том, что внутреннее равновесие у детей первого типа подвержено опасности гораздо сильнее, чем у второго. Вынужденное держать под контролем огромное количество неудовольствия, детское "Я." при необходимости начинает пользоваться самыми примитивными вспомогательными средствами и методами защиты, как отречение или проекция, а также такими примитивными методами отвода, как вспышки гнева, бешенства и другие аффекты. От этих вспомогательных средств дальнейший путь ведет к патологическим компромиссным образованиям в виде симптомов невротических, диссоциальных и извращенных.

У детей второго типа гораздо больше возможностей нейтрализовать и перенести свою инстинктивную энергию на удовлетворения ограниченные и вполне достижимые. Такая способность к сублимации оказывает бесценную помощь в борьбе за поддержание или восстановление психического здоровья.

Преодоление чувства тревоги

Аналитические знания доказывают, что бесстрашных детей не существует, и на различных генетических ступенях в качестве нормальных сопутствующих явлений присутствуют различные формы страха. (Например, стадии биологического единства матери и ребенка соответствует страх разлучения, константному объекту - страх лишения любви, эдипову комплексу - страх кастрации, образованию "Сверх-Я" - чувство вины.) Однако для определения прогнозов имеет значение, в первую очередь, не форма и интенсивность страха, а способность к его преодолению, от которой в конечном итоге зависит психическое равновесие и которая у разных индивидов присутствует в различном объеме.

Особой опасности невроза повергаются дети, которые при каждом проявлении страха используют переносы.

Их "Я" вынуждено вытеснять и отрекаться от всех внешних и внутренних опасностей (всех возможных источников страха) или же проецировать все внутренние опасности на внешний мир, из которого те, возвращаясь, вызывают еще больший страх, или же фобически избегать любых угроз страха и всяческой опасности. Стремление избежать страха любой ценой становится установкой, которая овладевает в начале детством, а позднее взрослой жизнью индивида и в итоге приводит к неврозу из-за чрезмерного использования механизмов защиты.

Перспективы психического здоровья индивида гораздо лучше, когда "Я" не избегает страха, а активно борется с ним, находя защиту в понимании, логическом мышлении, активных изменениях внешнего мира и агрессивном противодействии. Такое "Я" способно преодолеть большое количество страха и обходиться без чрезмерных защитных, компромиссных и симптомных образований. (Не стоит путать активное преодоление страха с гиперкомпенсациями детей, поскольку в первом случае "Я" защищает себя непосредственно от грозящей опасности, а во втором - от ее фобических избеганий.)

О. Исаковер, объясняя пример активного преодоления страха самым боязливым ребенком, говорит: "Солдату тоже страшно, но это для него не важно".

Соотношение между тенденциями к прогрессу и регрессу

Несмотря на то, что на протяжении всего детства в психическом аппарате присутствуют устремления, направленные вперед, и возвратные, это вовсе не означает, что их взаимоотношения друг с другом у всех индивидов одинаковы. Нам известно, что у некоторых детей все новое вызывает радость: они радуются новому блюду, расширению возможности передвижения и независимости, перемещениям, которые уводят от матери к новым лицам и товарищам по играм и т. д. Для них нет ничего важнее, чем стать "большими", иметь возможность подражать взрослым, и все, что хотя бы приблизительно соответствует этому желанию, возмещает все трудности и препятствия, встречающиеся на пути. В противоположность этому у других детей каждое новое движение означает прежде всего отказ от старых источников удовольствия и потому вызывает страх. Такие дети с трудом отнимаются от груди, часто воспринимая такие события как шоковые. Они боятся расставания с матерью и привычным окружением, пугаются сначала чужих людей, затем ответственности и т. п., иными словами, не хотят взрослеть.

Сделать клиническое заключение о том, к какому из данных типов относится определенный индивид, легче всего при наблюдении за преодолением требующих от ребенка большого мужества жизненных обстоятельств, таких как тяжелое заболевание организма, рождение нового ребенка в семье и т. п. Дети, у которых стремление к прогрессу сильнее регрессивных тенденций, часто продолжительное время болезни используют для созревания "Я", чувствуют себя как "старший" брат или "старшая" сестра по отношению к новорожденному. Если же склонности к регрессу сильнее, то во время болезни ребенок становится еще "инфантильнее", чем был прежде, а новорожденному младенцу начинает завидовать, поскольку хочет сам вернуться в состояние младенца.

Эти различия имеют значение для прогнозирования. Удовольствие, которое ребенок первого типа испытывает при успешных продвижениях, способствует, в свою очередь, созреванию, развитию и приспособлению. У детей второго типа на каждой стадии существует постоянная опасность остановиться в развитии и создать точки фиксации, равновесие их легко нарушить, а склонность к возврату очень легко превращается у них в исходный пункт для появления страха, обороны и невротических разрушений.

Картина развития с точки зрения метапсихологии

Каждый пример психоаналитического изучения ребенка поставляет множество фактов относительно телесного и психического, всех сторон и слоев личности, фактов, относящихся к прошлому или настоящему, внешнему или внутреннему миру ребенка, факторов вредного и полезного влияния, успехов и неудач, фантазий и страхов, защитных процессов, симптомов и т. п. Внимания заслуживает все, что бы ни обнаружил испытуемый, даже если подтверждение полученной информации возможно лишь при условии дальнейшей работы. Однако ни один отдельно взятый факт сам по себе не может рассматриваться вне связи с остальным материалом. Как аналитики мы убеждены, что судьбу развития человека определяет не только наследственность, но и унаследованные качества во взаимодействии с пережитыми событиями, что органические нарушения (физические дефекты, слепота и др.) ведут к самым разным психическим последствиям, зависящим от окружающего влияния, которому подвержен ребенок, и от психических вспомогательных средств, которые находятся в его распоряжении для преодоления собственных трудностей. Стоит ли расценивать страхи (см. выше) как патогенные, зависит, скорее, не от их вида и силы, а от формы и способа, которым ребенок их перерабатывает. Приступы ярости и излияния чувств нужно расценивать по-разному, исходя из того, спонтанно ли возникают они на пути развития или получены путем подражания и идентификации с объектным миром. Травматические влияния на ребенка нельзя прочитать по проявившейся истории жизни, так как они зависят не от объективной важности события, а от его субъективного влияния на каждого конкретного ребенка. Мужество и трусость, корыстолюбие и великодушие, разумность и безрассудство, в зависимости от жизненного окружения, хронологического возраста, фазы развития и генезиса, приобретают различное значение. Отдельные области клинического материала и извлеченные из них связи с целостной личностью идентичны лишь по названию. На самом деле для использования в индивидуальном диагнозе они подходят так же мало, как и для сопоставления с предполагаемо идентичными элементами личности у других индивидов.

Задача исследующего аналитика заключается в организации органической связи внутри имеющегося материала, т. е. в приведении его динамически, энергетически, экономически и структурно к метапсихологической точке зрения. В результате этого картина состояния ребенка соответствует синтезу или расщеплению диагноза на его аналитические составные части.

Такие генетические картины можно получить в различные моменты времени - во время диагностического исследования, во время аналитического лечения, в конце лечения. В зависимости от этого они служат различным целям - постановке общего диагноза (основная цель), его подтверждению или критике на основе материала, вскрытого во время анализа, оценке терапевтической эффективности аналитических методов с точки зрения полученного улучшения при лечении.

Чтобы получить "метапсихологическую картину развития", в первую очередь необходимо выяснить внешние факты, касающиеся симптомов, описаний пациента и семейной хроники. Это является первой попыткой оценить предположительное значение влияния окружающего мира. Затем описание переходит к внутренней жизни ребенка, упорядоченной согласно структуре его личности, динамическому соотношению сил между инстанциями, соотношению сил между "Оно" и "Я", приспособлению к внешнему миру и вытекающим из проявляющегося материала генетическим гипотезам. Полученное таким образом схематичное представление выглядит приблизительно так:

Примерный план метапсихологической картины развития

I. Причины исследования (нарушения развития, проблемы с поведением, задержки, тревоги, симптомы и т. д.).

II. Описание ребенка (внешний вид, манеры, поведение).

III. Обстановка в семье и история детства.

VI. Предположительно существенные влияния окружающего мира, как положительные, так и отрицательные.

V. Данные о процессе развития.

А. Развитие инстинктов:

1. Либидо. Необходимо исследовать:

а) развитие либидо:

достиг ли ребенок соответствующей своему возрасту фазы (оральной, анально-садистической, фаллической, латентного периода, препубертатности), в частности, успешно ли произошел переход от анальной фазы к фаллической сексуальности;

имеет ли место главенствующее положение достигнутой фазы развития;

находится ли ребенок в момент исследования на достигнутой наивысшей ступени развитии, или происходит регрессия на ранние позиции;

б) распределение либидо:

произошло ли распределение либидных заполнений между самим ребенком и объектным миром;

достаточно ли нарциссического заполнения (первичный и вторичный нарциссизм, заполнение телесного "Я",

"Я" и "Сверх-Я") для обеспечения собственного чувства; насколько оно зависит от объектных отношений;

в) либидо объекта:

достигнута ли в постадийной последовательности объектных отношений соответствующая хронологическому возрасту ступень (нарциссическая, по типу примыкания и опоры, константность объекта, преэдипальная, целеограниченная, пубертатнообусловленная);

удерживается ли ребенок на данной ступени, или наблюдаются регрессии к более ранним ступеням;

соответствует ли форма объектного отношения достигнутой или регрессивно полученной фазе развития либидо.

2. Агрессия. Необходимо исследовать; какими формами проявления агрессии оперирует ребенок:

а) количественный показатель, т. е. присутствует или отсутствует она в клинической картине;

б) показатель вида и формы, соответствующий фазовому развитию со стороны либидо;

в) направленность на внешний мир или на самого себя.

Б. Развитие "Я" и "Сверх-Я". Необходимо исследовать:

а) исправны или нарушены имеющиеся в распоряжении "Я" психические аппараты;

б) насколько исправна функции "Я" (память, проверка реальности, синтетическая функция, вторичный процесс); если имеются нарушения, то какие - генетически или невротически обусловленные; сформированы одновременно или нет; каков коэффициент интеллектуального развития;

в) насколько развита защита "Я": направлена против определенной инстинктивной производной (необходимо указать) или против инстинктивной деятельности и инстинктивного удовлетворения в целом;

соответствует ли хронологическому возрасту (слишком примитивны или, наоборот, слишком рано созрели имеющиеся механизмы защиты);

защитная деятельность подразделяется равномерно на большое количество механизмов или ограничена небольшим их количеством;

эффективна или неэффективна защитная деятельность, в первую очередь, против страха; сохраняет или воссоздает равновесие между инстанциями; существует возможность внутренней подвижности, или она подавлена и т. п.;

зависима или независима она от объективного мира, и в какой степени (образование "Сверх-Я", осознанность, внешние конфликты);

г) насколько вторично повреждены защитной деятельностью "Я" функции "Я" (каковы потери в способности достижения успехов, связанные с поддержанием инстинктивной защиты и овладением инстинктами).

VI. Генетические данные о точках фиксации и регрессии.

Согласно нашей точке зрения, возврат к генетически обусловленным точкам фиксации является основой всех инфантильных неврозов и многих инфантильных психозов. Поэтому одна из важнейших задач диагноста заключается в том, чтобы обнаружить их в предыстории ребенка с помощью следующих проявляющихся явлений:

а) определенных свойств манеры поведения, инстинктивный фон которого известен аналитику; они являются внешним проявлением процессов, происходящих в глубине психического аппарата. Ярчайший пример этого рода - проявляющаяся картина навязчивого невротического характера, при котором такие свойства, как опрятность, любовь к порядку, экономность, пунктуальность, скептицизм, нерешительность и т. п., указывают на конфликт анально-садистической фазы, и таким образом выдают точку фиксации в этом пункте. Другие картины характеров или способов поведения подобным образом выдают точки фиксации в других областях или на других ступенях. (Ярко выраженная озабоченность ребенка жизнью и здоровьем родителей, братьев и сестер говорит об особых конфликтах, связанных с инфантильным желанием смерти; боязнь принимать лекарства, определенные сложности в питании и т. п. указывают на происходящую защитную борьбу с оральными фантазиями; такое свойство "Я", как застенчивость, указывает на отвергнутый эксгибиционизм в "Оно"; тоска по дому говорит о наличии давнего амбивалентного конфликта и т. д.);

б) детских фантазий, которые при благоприятных условиях открываются иногда в клиническом исследовании, но чаще становятся доступными диагносту благодаря тестированию. (Часто случается, что насколько сложным бывает доступ к жизни фантазии в первом исследовании, настолько богатым является материал сознательных и бессознательных фантазий в аналитической обработке, когда патогенная предыстория пациента полностью проясняется.);

в) симптомов, для которых типична связь между бессознательным фоном и манифестной формой проявлений, что даже позволяет, как и в случае с навязчивым неврозом, из картины симптомов делать выводы о вытесненных процессах. Однако не стоит преувеличивать количество таких симптомов, так как многие из них, например ложь, жульничество, энурез и т. п., не являются источником информации во время диагностического исследования, потому что возникают на самом разном инстинктивном фоне.

VII. Динамические и структурные данные о конфликтах.

Нормальное развитие ребенка находится под влиянием конфликтов, происходящих между внешним и внутренним миром, с одной стороны, и между внутренними инстанциями, с другой, точно так же, как и его патология. Диагносту необходимо разобраться в этих противодействиях и структурировать в схему динамические процессы:

а) в качестве внешних конфликтов между личностью ребенка в целом и объектным миром (сопутствующий страх перед объектным миром);

б) в качестве глубоко осознаваемых конфликтов между "Оно" и инстанциями "Я", которые вбирают в себя (глубоко осознают) требования окружения (сопутствующее чувство вины);

в) в качестве глубоких внутренних конфликтов между противоречивыми и несогласованными инстинктивными побуждениями (неразрешенная амбивалентность любовь-ненависть, активность-пассивность, мужественность-женственность и т. п.).

Из формы определяющего жизнь каждого конкретного ребенка конфликта можно сделать вывод:

1) о зрелости структуры его личности (степень независимости от объектного мира);

2) о тяжести нарушений в структуре личности;

3) о методах воздействия, способных привести к улучшению или излечению.

VIII. Общие свойства и позиции.

Чтобы составить прогноз о том, есть ли у определенного ребенка возможность спонтанного излечения от нарушения или перспектива на успех лечения, необходимо обратить внимание на следующие свойства его личности и способы поведения:

а) позиция ребенка по отношению к отказам. Если отказы переносятся им хуже, чем следовало бы ожидать в его возрасте, то, значит, страх сильнее его "Я" и ребенок находит выход в ведущих к болезни последовательностях регрессии, защиты и симптомообразований. Если отказы переносятся лучше, индивиду легче поддержать свое внутреннее равновесие или восстановить его после нарушения;

б) способность ребенка сублимировать инстинктивные побуждения. В этой области существуют сильные индивидуальные различия. В случаях, когда возможно применение целеограниченных и нейтрализованных заменяющих удовлетворений, они компенсируют ребенку неизбежные разочарования в инстинктивной жизни и уменьшают возможность патологических разрушений. Важной задачей лечения является освобождение защемленной сублимирующей способности;

в) отношение ребенка к страху. Следует различать склонность к избеганию страха и к активному его преодолению. Первое, скорее, ведет к патологии, а второе является признаком здорового, хорошо организованного и деятельного "Я";

г) соотношение между продвижением вперед и регрессией в процессах развития ребенка. Если устремления вперед сильнее возвратных тенденций, перспектива на сохранение здоровья или самоизлечение лучше, чем в обратном случае: сильные рывки в развитии помогают ребенку бороться со своими симптомами. Когда преимущество имеют регрессивные устремления, и ребенок держится за архаические источники удовольствия, сопротивление лечению также возрастает. Соотношение сил между этими двумя тенденциями у отдельного ребенка проявляется в виде конфликта между стремлением стать "большим" и нежеланием отказываться от инфантильных позиций и удовлетворений.

Для окончательного обобщения используемых до сих пор диагностических систем недостаточно. Необходима особая схема, в которой в первую очередь оценивается отношение различных нарушений к развитию и степень их отклонения от нормального процесса. Для этого диагност должен выбрать одно из перечисленных ниже положений:

1) если не считать некоторых трудностей в удовлетворении телесных потребностей, отношении к окружающему миру и в повседневном поведении ребенка, сами по себе процессы его развития не повреждены, а значит нарушение остается в пределах нормы;

2) обнаруженные в клинической картине симптомообразования нарушения по своим масштабам соответствуют направленному на преодоление специфических генетических затруднений усилию, а значит, при дальнейшем продвижении к следующим ступеням линии развития они будут ликвидироваться спонтанно;

3) имеются инстинктивные регрессии к ранее приобретенным точкам фиксации, их длительное воздействие создает внутренние конфликты, которые приводят к инфантильным неврозам и нарушениям характера;

4) происходящие инстинктивные регрессии приводят к регрессиям "Я" и "Сверх-Я", к инфантилизму т. п.;

5) имеют место повреждения имеющихся задатков (путем органических нарушений) или приобретенной на первом году жизни конституции (путем лишений, отказов, телесного заболевания и т. п.), которые вредят процессу развития, препятствуют формированию и отделению друг от друга внутренних инстанций, приводя к дефектным, с отставанием в развитии, и даже атипичным клиническим картинам;

6) какие-то необъяснимые процессы органического, токсического или психического происхождения оказывают разрушающее влияние на уже имеющиеся личностные приобретения, что выражается в потере речи, торможении инстинктов, нарушении чувства реальности и т. п., тормозя таким образом весь процесс развития, вызывая инфантильные психозы, аутизм и подобные им патологии.